— Нет, — отрубил Мередит. Его рука опустилась на эфес сабли, висящей на поясе. — Я предложу ему поединок.
— Осторожно, железный человек. Йорн сражался в Красной долине. Убил почти столько же людей, как Меч Севера. — Голова Красного Рейна поникла, будто это воспоминание вызвало у него чувство стыда.
Райдер тоже вздрогнул от того, что сказал Рейн. Опустив лук, он потер обрубок, оставшийся от уха.
Меч Севера. Сэр Мередит то и дело слышал это имя. Отец низложенного короля был прославленным воином, некой легендарной фигурой, и соотечественники до сих пор говорили о нем с благоговением.
Сэр Мередит фыркнул. Все это так чертовски провинциально. Каждый, кто знает, с какой стороны браться за меч, имеет в Высоких Клыках некую репутацию. Это торжество заурядности — еще один признак культурной невежественности. Сам он встречал в Низинах истинно легендарных личностей, учился у них, сражался против них в Кругу. Это были колоссы по сравнению с теми парнями, к которым горцы испытывают почтение, столь смехотворное со стороны.
— Репутация — пустой звук для настоящего рыцаря, — провозгласил он. — Смотрите.
Сэр Мередит отважно двинулся вперед. Когда он сблизился с Йорном, до него долетело зловоние предателя, и губы сэра Мередита под забралом скривились в отвращении. Этот трус и его сообщница–чародейка, должно быть, гнали детей вовсю, чтобы удрать от правосудия. Несомненно, прошло уже немало дней с тех пор, когда они мылись в последний раз, хотя в случае Йорна это могли быть месяцы или даже годы. Их жалкая попытка удрать была совершенно бесплодной. Сэр Мередит и остальные поймали бы их скорее, если бы не воспользовались возможностью нагнать страху на этих бунтарей–козопасов. Когда смирившиеся жители Зеленого предела в конце концов приползут к Кразке, подобно побитой собаке, возможно, тогда одноглазый «король» — варвар выразит своему рыцарю признание, которого тот заслуживает.
Йорн и сэр Мередит остановились на коротком расстоянии друг от друга. Изменник поднял щит и указал палашом куда–то за сэра Мередита.
— Я хочу поговорить с Рейном.
— Предатель не предъявляет требований тем, кто его превосходит.
— Я не предатель.
Тогда сэр Мередит извлек свою саблю. Он посмотрел на громадного воина с его грязной бородой, и неухоженными волосами, и кожаными доспехами, и его губы презрительно скривились. Йорн был типичным горцем, невежественным и необразованным — и тем не менее каким–то образом вызывал больше уважения, чем сам сэр Мередит. В этом не было смысла. На самом деле, это чертовски его бесило.
— Ты — предатель, скрывающийся от правосудия, — гневно заявил он. — Я тебя презираю, так же как и остальных своих соотечественников. Ты — варвар.
Йорн не отозвался на выпад.
— Я хочу поговорить с Рейном, — повторил он.
— Зачем? — рявкнул Мередит. — Думаешь, что сможешь завоевать его сердце? Чем, позволь спросить? Призывом к братству, выкованному в какой–то дыре, породившей твою незаслуженную репутацию?
— Ты понятия не имеешь о Красной долине.
Сэр Мередит пожал плечами, и его броня звякнула.
— Думаю, речь идет о войне из–за необитаемых земель или безобразных женщин. Несомненно, вы одержали победу над противостоящей ордой беспомощных дикарей, едва способных держать мечи. Но они вопили и размахивали своими членами, как обезьяны, о да, и поэтому их считали неустрашимыми воинами, а вас чествовали, словно вы взяли приступом стены самого Города Садов. Тьфу!
В голосе Йорна не было гнева, а только искреннее любопытство, которое наполнило сэра Мередита яростью:
— Почему в тебе столько яда, железный человек? Что с тобой случилось?
Что со мной случилось? Я когда–то верил в наши легенды. Я верил в наш народ. Но я узнал, что и то и другое — ложь.
— Защищайся, дикарь, — рявкнул он. — Одержи надо мной верх, и тебе будет позволено говорить с Рейном. Даю слово.
— Даешь слово? — медленно повторил Йорн.
— Мое слово рыцаря.
Йорн изучал его с минуту. Затем он кивнул, и на его лице застыла непреклонность. Он поднял меч, и тот блеснул алым в лучах заходящего солнца.
Сэр Мередит улыбнулся и опустил забрало.
Илландрис ковыляла по лесу, сердце колотилось так неистово, что казалось, оно разорвется. Ветки деревьев больно хлестали по лицу, она то и дело спотыкалась о толстые корни, чуть не падая. Перед глазами все расплывалось. Лицо словно горело.
Так больно.
Она в отчаянии озиралась по сторонам, пытаясь пересчитать детей, но это было слишком трудно. В сумерках Зеленые Дебри казались диким, жутким лабиринтом огромных деревьев, которые отбрасывали гигантские тени.
— Держитесь поближе ко мне, — крикнула она.
Девушка повела детей глубже в громадный лес. Ночь похитила последний свет, и откуда–то сверху из лесного полога заухала сова. Шуршание листьев и веток и крики пробуждающихся ночных существ создавали зловещую какофонию, которая помогала скрыть шлепанье детских ножек по лесной подстилке. Илландрис слышала, как дети хнычут от боли, и, оглядываясь, видела, как старшие тащат за собой или несут младших. Коринна, схватив одной рукой Майло, а другой — хныкающую девочку и сосредоточенно наморщив лоб, тянула их за собой, несмотря на явное изнеможение.
Продвижение было удручающе медленным. Время от времени они были вынуждены останавливаться, чтобы помочь подняться сиротке, которого подвели его маленькие ножки. Каждая задержка отнимала время, но Илландрис отказывалась кого–нибудь бросить. Мешок за ее плечами словно прибавлял в весе с каждой минутой. Она снова увидела мысленным взором их лица.
Джинна. Родди. Зак.
Косточки, скрытые в том мешке, гнали ее вперед, вынуждали терпеть и боль, и лихорадку. Она не покинет этих детей. Не подведет их, как подвела их друзей.
— Мы уже там? — взмолился тихий голосок.
Это был Крошка Том. Его грудка вздымалась — он так напрягался, чтобы не отстать от остальных.
— Почти, — прошептала она.
Безнадежная ложь. Она понятия не имела, где это — «там». Возможно, им удастся найти, где спрятаться и оторваться от преследователей, а может, Йорн каким–то образом поубивал всех недругов. Она понимала, что это — детские надежды. Но даже детские надежды — лучше, чем вообще никаких.
Внезапно деревья раздались, и перед беглецами открылась большая лужайка. Лунный свет, проходя сквозь листву, отбрасывал серебристый отсвет на озерцо посередине. Ручеек впадал в озерцо с северной стороны лужайки и исчезал на юге. Помимо журчания воды и радостных возгласов детей, присоединившихся к ней на лужайке, здесь царила тишина. На них снизошла безмятежность, укрыв, словно покрывалом, призрачным спокойствием, которое не имело права на существование в этом мире шума, и страданий, и бессмысленного насилия.
Илландрис в изумлении озиралась по сторонам. Затем она помахала детям, приглашая на лужайку.
— Мы отдохнем здесь немного, — крикнула она. — Напейтесь хорошенько. Коринна, не поможешь мне наполнить наши меха?
Та кивнула. Илландрис положила мешок на землю, и две девушки опустились на колени. Вода в озерце была чистой и очень вкусной. Илландрис плеснула немного на лицо, пытаясь унять жгучую боль в ране. Увидев свое отражение, она в ужасе отпрянула.
— Это не так уж и страшно, — мягко заметила Коринна. Оглядевшись вокруг, она округлила в изумлении глаза. — Я слышала о таких местах в Зеленых Дебрях. Они называются Поляны Связей. Моя мама говорила мне о них.
— А что именно говорила твоя мама?
— Говорят, здесь обитают духи четырех мировых стихий. Мама говорила, что в этих местах слабая Структура, что бы это ни значило. Иногда можно увидеть будущее в воде или услышать в шелесте деревьев души мертвых.
Илландрис снова опустила глаза, но увидела только свое изможденное лицо, глядящее на нее из озерца.
— Я уже достаточно повидала мертвых, — сказала она, вздрогнув. — А как твоя мама узнала обо всем этом?
Коринна пожала плечами. Похоже, она испытала неловкость, услышав этот вопрос, и Илландрис решила не настаивать. Они сидели молча, наблюдая, как дети освежаются на берегу озерца. Некоторые осторожно опустили в воду пальцы ног. Крошка Том, омыв руки, сложил их чашкой и, бросив озорной взгляд на Майло, плеснул водой в лицо друга. Взвизгнув от удовольствия, Майло брызнул в Тома, и вскоре остальные присоединились к ним.