Вои обступили его со всех сторон.
— Это и Охлябе вертоголовому понятно, Радогор. Над душой можно не стоять. Своей волей сюда ходить будем. А мечному бою когда учить будешь? — Нерешительно вымолвил Неждан.
Разохотились ребята. Все сразу им подавай. Ратимир чуть голову наклонил. Мол, пусть ребята порезвятся. Глаза жарче гореть будут.
— Коли просите, быть по вашему. — Решился он откликнуться на выразительный взгляд старшины. — Палиц не наделали, поэтому биться бережно, чтобы не покалечить друг друга. Бой все против всех. Кто один на поле останется, тот и со щитом.
— А что тут не понятного? — Удивился Радогор с легкой усмешкой. — Выбирай кого хочешь и бейся. Побил и нападай на другого, как в ребячьей игре.
Ратимир слету угадал задумку Радогора. Со стороны на них посмотреть хочет, чего и кто стоит определить.
— В бою не перебирают. Кто под руку попался, тот и твой. И чужого перехватить можно. И со спины налететь.
Так и есть. Приглядеться к ним хочет. Их сноровку оценить. А по ним и об остальных судить будет. И как в стрельбе из лука потом что — то поправить, что — то добавить.
— Река на гору! — Взревел Охлябя.
И, подхватив тяжелый круглый крашеный щит, очертя голову ринулся в атаку на кряжистого, заросшего до бровей окладистой бородой, воя. И остановился, услышав властный голос Радогора. Понять можно. Перед Радогором осрамиться не хъочет Охлябя.
— Отставить! Ни какой горы. И тем более, реки. Я сказал, все против всех!
Не слышит Охлябя. Грохнул со всего плеча мечом в край щита повыше умбона и тут же подставил под удар свой.
Бой сразу развалился на поединки и разбежался по всему полю перед стеной.
Радогор поскучнел лицом. И, заметив на себе острый испытующий взгляд Ратимира, проворчал.
— Как дрова колют.
— Щит… Пока пробьешься через него…
— А зачем ломиться через него? — Удивился Радогор.
— Щит на то и нужен, чтобы закрыться.
В глазах Радогора появилось нескрываемое удивление.
— Да? Кто бы мог подумать. — Спросил он. — Охлябя! И тот, второй, бородатый. Оба ко мне.
Парень неохотно опустил свой меч и, утирая пот с распаренного меча, подошел к нему. За ним, бросая на Охлябю сердитые взгляды, подошел и второй. Бой, судя по их лицам, разгорался не шуточный. Остальные встали полукругом.
— Щит, Ратимир, хорош тогда, когда надо продавить оборону. Или, как стеной, удержать атаку. А не бегать с ним по всему полю. И мечом в него колотить себе в удовольствие, только надсаду наживешь. Нападай, Охлябя. И ты тоже. Кто — нибудь, дайте мне меч.
Охлябя будто только этого и ждал. Выставил вперед щит и сразу же нанес удар сверху, в плечо наискосок. Радогор качнулся в сторону, не сходя с места. Перехватил удар кончиком своего меча, неуловимо быстрым движением отвел его в сторону. А его меч, продолжая движение, описал плавную дугу по низу… режущий удар чуть повыше ступней под, поднятым для отражения атаки, щитом.
— И больше он уже к тебе, Охлябя, с подрезанными жилами приставать не будет. Можешь делать с ним, что захочешь. А по мне так пусть лежит смирнехонько. Или так…
Поманил клинком к себе бородатого.
— Нападай…
И снова легким щелчком, почти не шевельнув мечом, остановил атаку. Придержал чужой меч лезвием. Повернулся на пятке и его боевой нож, бог весть когда, появившийся в его руке, уперся в ребра мужика.
— И жене остается только слезы лить. К тому же на редкость горькие.
Скосил глаза на Охлябю и назидательно, как старший младшему, сказал.
— Меч, Охлябя, не только рубит, но и режет. И ни к чему хлестать со всего плеча, если хочешь. Удержи его на длине меча, тогда тебя никто не достанет. Зато ты сам… — Меч Радогора закрутился в вихре нескончаемых атак. — всегда можешь до него дотянуться, стоит делать только так… или так.
За его мечом не уследить. Кажется, что не один, десяток клинков режут воздух вокруг Охляби и его незадачливого противника.
— Падай, Охлябя, ты убит. — Клинком указал куда, по его мнению, должен был упасть парень. И кивнул мужику. — И ты рядом вались. Куда ты убитый пойдешь?
Охлябя, дурачась, повалился на землю, сложил руки на груди и закатил глаза.
— Вставай. Теперь нападайте снова. И следи за ногами. Атака начинается там. — Предупредил он.
Но бойцы вряд ли слышал его, обрушив сразу свои мечи на его голову. Встретил их своим клинком, вывернулся ужом… И вот он уже за их спиной, а его меч вычерчивает гролзные узоры за их спиной.
— Он, — Радогор ни разу еще не назвал врага врагом, отметил для себя Ратимир. — как говорил дедко Вран, должен с первого взгляда, с первого удара угадать ты…
Радогор запнулся, в поисках нужного, а более того, точного и емкого слова. А меч его продолжал вязать вокруг них невидимые кружева, не давая сдвинуться с места.
— Ты бьешься не для того, чтобы спасти свою жизнь. Ты пришел убить его, отнять его жизнь. А жизнь для тебя нее главное. Когда же поймет это, будет страшиться тебя. И думать будет скорее о том, как уберечь свою жизнь, а не о том как забрать твою. А раз так, делай с ним, что хочешь.
Ратимир, затаив дыхание, следил за ним. И, больше того, за его речью. Даром, что побывал не в одной сече, сам жаловал своим мечом, и его жаловали. А оторвать глаз от меча Радогора не мог.
«Не воина — дружинника, — понял он, наконец, — делал из парня неведомый и загадочный волхв. Бойца — одиночку. Для которого победить, значит убить. Потому, что только мертвый враг никогда больше не встанет на его пути. Вот, что занимало его мысли все эти дни.
И если он, Ратимр, опытный воин, следил за ним, затаив дыхание, то что говорить о воях. С нескрываемым ужасом и, одновременно, с восхищением смотрели они на Радогора и его меч. И хотя этот меч ни разу не коснулся ни Охляби, ни кого другого, но все они кожей чувствовали, как сталь клинка проникает через их доспехи. И как без хруста вспарывает их тела. Или кромсает сухожилия на руках и ногах.
— А теперь медленно покажу, а вы расступитесь, как можно и вместе со мной повторяйте то, что буду показывать. Щиты пока оставьте. Мешать будут.
Встал в стойку, готовясь отразить атаку. Клинок смотрит вниз и вперед… Блок… шаг в сторону…атака.
Ратимир с трудом сдерживал себя, чтобы не встать рядом с воями Смура, но ловил каждое движение, чтобы сохранить в памяти.
Блок… Атака… И сразу перенос атаки неуловимым движением ног. Каждое движение отточено до совершенства, когда руки и ноги. Когда само тело вершит таинство боя. По себе Ратимир знал, не из каждого воя настоящего бойца сделать можно. А уж такого вылепить, одного из многих и то если повезет.
А Радогор и сам не заметил, как увлекся. Раз за разом показывал каждый прием, пока не видел, что с грехом пополам, но запомнили. А потом ходил между воями, чтобы кому — то меч поправить, кому то ногу поставить, чтобы рука точнее шла.
Вдруг его взгляд остановился на Ратимире, и он густо покраснел. Заигрался и совсем забыл, что старшина ждет его и заставил ждать себя.
— Прости, сударь Ратимир, что время у тебя отнял. — и повернулся к воям. — Примите. Чей меч?
Подождал, пока хозяин меча заберет свое оружие у него. А вои между тем снова столпились вокруг него.
— Того, что показал ныне, иным до самой смерти хватит. — умолк, раздумывая правильно ли поймут его слова. И поправился. — Чтобы от смерти уберечься. Но повторять, то что узнали, надо каждый день и без устали. Чтобы и рука помнила и ноги не забыли. А завтра уж без мечей, палицами биться будете, чтобы тела могли коснуться.
И остановился, думая, все ли сказал. А если сказал, то не увидят ли в сказанном какой обиды. И, словно извиняясь, неловко пробормотал.
— Я и сам, прежде, чем получаться начало мало — мальски, не одну синюху вытаскал. И пальцы в кровь жилами истирал. И запястье бил до костей жилами. Дедко Вран говорил, может так случиться, что и времени может не быть, чтобы руку в рукавицу сунуть. А теперь уж и не надо как бы. Рука в том месте, как кость отвердела. И пальцы притерпелись и пообвыкли.