— Привет, Зоря! Давненько не видались! — морщинистое лицо расплылось в щербатой улыбке. — Давай, садись, подвезу, куда след.
— Я прогуляюсь.
— Ты мне тута булки не морщи, садись, говорю, — насупился молочник. Глаза, обычно сиявшие улыбкой, потемнели, седые брови сошлись у переносицы.
Я влезла на телегу, Крол цыкнул, поторопив лошадку, которая, казалось, спала на ходу. Телега подпрыгивала на булыжниках, я подпрыгивала вместе с ней и молчала, разглядывая проплывавшие мимо дома.
Крол помолчал, поерзал, и завел набившую оскомину песню:
— Ты, девка, не серчай на старика-то. Я что тебе сказать-то хочу…
— Не стоит.
— Стоит, стократ стоит! Тетку довела, Лидия черна стала, что головешка, да и народ на тебя жалиться, чисто ведьма злющая вместо Зори возвернулась!
Я спрыгнула с телеги.
— Я добра тебе хочу, девка! Жизнь у меня за плечами немалая, совета дурного не дам!
Я ускорила шаг и свернула в переулок. Грохот колес по мостовой стих.
Советчик… Советы не помогут. Не поможет ничто и никто. Я и без советов изглодала себя так, что места живого не осталось.
С тех самых пор, как разошлись наши пути, ни Ольга, Ни Киннан, ни Вейр так и не дали о себе знать. Лишь Север, верный друг, остался со мной. Будто и не было ничего. Встретились, побегали, посуетились и разбежались…
Я знала, что Вейр выжил. Я ждала. Ожидание сменилось тревогой, тревога — глухой, ноющей болью в груди. Прошла осень, наступила зима. Нахлынула, накрыла с головой бездонная пустота, горечь предательства выжгла сердце. Всё, всё было ложью. Я не спала. Мне снился он. Кусок не лез в горло, лечить не было ни сил, ни желания. Не было желания жить. Так доживают те, на кого навели на смерть. Порчу можно вывести, а моя болячка магии не по зубам… Я честно пыталась выдрать колдуна из сердца, воспоминаний и прошлого, но он не позволял. Я ведала, когда ему было больно, когда злился, когда он пускал в ход свою черную силу, когда волна его желаний опаляла меня, я с ума сходила от ревности и злости. Изменщик был молод, полон сил, и его страсти играли мной, как кошка полузадушенной мышкой… Он не мог не чувствовать мою боль… И молчал. Что ж.
Поделом наивной влюбленной дуре-веде.
Данко потерялся по дороге, встретив дружков. Я поправила тяжелую сумку, так и норовящую сползти с плеча, и толкнула ворота.
Пират, пес Золтана, увидев Севера, перестал изображать из себя коврик у дверей и порысил к волку. Хвостатые поздоровались, обнюхались и дружной парочкой сели на крыльце, вывалив розовые языки. Местные псины безоговорочно приняли Севера за вожака, иногда у наших ворот собиралась огромная свора, почтительно ожидавшая, когда божество соизволит одарить подданных царским взглядом. Динка тоже пообвыклась к новому члену семьи, но миской делиться отказалась напрочь, проявив при отказе истинный героизм. Миска — это святое, за миску Динка горой, тем более что хвостатый кавалер оказался занят. Иногда он исчезал на день-другой, и я подозревала, что причиной его исчезновений была некая рыженькая волчица, которую я видела пару раз в лесу. Хоть у кого-то сложилось…
Войдя в комнату, я скинула на скамью тулуп, бросила сумку. В трактире сегодня рыбный день. Запах пирогов с вязигой и форели на вертеле щекотал ноздри, но желания откусить кусочек отменной сдобы или рыбки с хрустящей корочкой у меня не появилось. Мой здоровый аппетит объявил себя смертельно больным и потребовал не беспокоить по пустякам. В зале трактира было пусто, как в кишках землеройки, завсегдатаи ещё дрыхли после вчерашнего, а заезжие торгаши заколачивали в поте лица свои злотые. Зато вечером здесь будет не продохнуть от пропойц, гуляк и искателей приключений на интересные места…
Золтан неспешно поставил кружку с пивом на стол, задумчиво оглядел огромное блюдо с прозрачными пластинками из рыбы, поддел пальцем розовый тонкий ломтик и сунул в рот, жмуря глаза от удовольствия.
— Ну, кто и где помирает у тебя? — я взяла его кружку и сделала глоток.
Золт неторопливо и тщательно прожевал закуску, молча наблюдая, как убывает янтарная жидкость, вытер руки полотенцем и припечатал меня взглядом:
— Пока ты шла, больной, поди, уже протух, — буркнул трактирщик, выбирая очередную жертву на тарелке.
— Я пойду тогда, покойники не по моей части, — я поставила кружку. — Николу позови, он все сделает, как надо.
Плавали, знаем. Насмотрелась и наизгонялась на десять жизней вперед. Пусть жрецы разбираются, а то мне с мертвецами как-то не очень везет. То неупокоенные упыри, а то и вовсе aggelius, чтоб им икнулось, где бы они сейчас не были…