Вокруг пылало пекло. Нет ничего худшего, чем оказаться в нём. И меня несли из него те самые сапоги-скороходы. Ради этих секунд страдала Варвара. И сейчас я как никогда был благодарен этой девушке. И её брату. Всё же это была их общая работа. И его душа тоже страдала… Сапоги словно сами наполнились энергией и синергией Фий…. Энергией и… синергией… Не знаю, что значит это слово. Просто где-то в душе мне тогда казалось, что оно было как раз кстати. Просто мои ноги стучали так часто, что их топот сливался в сплошной гул.
Тарфельда я больше не видел. Алиров тоже. Я бежал через тьму толком даже не ведая куда. Лишь когда начало загораться утро, я всё же остановился и перевёл дух. Мои ноздри сопели. Я дышал всё так же быстро как бежал перед этим. И никак не мог надышаться. Я боялся даже на секунду прерваться, чтобы не задохнуться. Наконец моё дыхание нормализировалось. И сердце перестало делать вид, что ему тесно в моей груди и хочется вырваться. Резко на меня накатила слабость. Я обессилено упал на траву под осиной. От бессилия я не мог пошевелить даже пальцем. Не просто что не мог. Было просто… лень…. Лень…
Я бежал всю ночь и не имел счёта времени. Что теперь было ждать?
Усталость — условность… Бездна! Только попробуйте мне это кто-то сказать! Это — Глупость! Усталость — Безусловность! Это наша сила — диссонансная условность, которая нарушает Гармонию Тьмы… Той самой Тьмы в которую я….
Бездна! К чёрту! Воля! Разум! Да! Разум — Абсолютен! Ему не нужны условности и безусловности! Он….
Мизинец! Двигайся! АнСар! Напрягай Волю! И…
А я всё лежал и мерно сопел. Ха! Куда спешить! Можно же просто полежать! Отдохнуть! И…
Гул копыт…. Это дрожь в земле. Тысячелетия назад мои предки припадали ухом к земле, чтобы знать, не приближается ли враг. И… Да. Вот теперь их потомок лежал на земле, повернув голову влево, и правым ухом вслушивался в тот далёкий гул.
В этом Мире нет лошадей же! Их всех съели в голодные годы Тьмы! Тут в живых остались только священные крылатые пегасы! А воины в бою пользуются "фийрой". Звучит как "фигнёй"…Так что лошади нужны тут только…. Бездна! Как я мог забыть! Чёрные рыцари! Они привели с собой своих лошадей! И…. Да! Они несутся прямо сюда!
Ха-ха! А я как раз лежу выбившись из сил! И мне лень пошевелить даже пальцем! Ха-ха! И ещё два раза!
Что бы на этот счёт сказали мои друзья? Охо-хо! Тарфельд наверняка подумал, что я прикидываюсь. Ясик… Не знаю. Мы с ним — одно целое. Он бы может и понял. Микула бы не понял. Просто бы взял меня и понёс. Энорус… Да, он бы мне снова рассказал про те самые условности, и что ноги — это только одна из них. Ворон…. Ну, он бы засмеялся. Тем самым каркающим смехом. И сказал бы… Шкет! Какие ещё условности, если тебя нет в теле! Эм… Если ты не в себе….
Тьма! Воля… К чёрту!
У магов это называется визуализация. Это один из первых параграфов в учебнике. Там детально расписывалось, чем же эта самая визуализация отличалась от намерений. И что одно, не следует путать со вторым. И что нужно визуализировать намерения, а не наоборот, намереваться визуализации. Ведь от намерений — ни холодно не жарко. А если ты визуализируешь намеренье, твоя рука сама дёргается вместе с ним. Это и отличает просто намерение от Твёрдого Намерения.
Это долго и нудно описывается в множестве книг. Я же просто представил себя призраком. И представил, что я снова вхожу в своё тело. И…. ПАЛЬЦЫ ЗАШЕВЕЛИЛИСЬ!!!! Как же я был рад тогда простому шевелению пальцами! Будто победил на соревнованиях! А всего то! Но какой это был триумф, когда твоё тело тебя слушается! И когда твои пальцы — это только твои пальцы!
Медленно, словно в дреме я поднялся. Все мышцы обуревала слабость. Я не знаю как, но я побежал. Я делал всё новый и новый шаг. Потом подскок. Я бежал необычайно медленно. С необычайным усилием мне давался каждый новый толчок ногой. Потом я обернулся. И увидел… их… Этих….
Ноги словно сами наполнились ветром. Снова Синергия Воздуха и Того Огня, что пылал во мне. Порознь они бы не дали ничего. Даже босиком я не смог бы заставить себя ступить ни шагу. И сами по себе сапоги не заставили бы меня бежать…. Но… В это и были Чары. Компоненты смешивались, образуя гремучую смесь. И приперчивались ощущением опасности.
Впереди был непролазный лес. Я бежал по тропе что есть духу. То и дело оглядываясь. Чёрные всадники поднимали кучи пыли и всё ближе и ближе подъезжали к опушке леса. Потом их от меня скрыло густотой леса. Я всё дальше и дальше углублялся в чащу. Тропа петляла и наконец пошла вдоль ручейка. Она шла прямо. Я побежал по ней что есть духу. Раз за разом я оглядывался. Внезапно на неё выехал чёрный всадник. Чёрный балахон и вороная лошадь. Даже не скажу, что я её уже где-то видел. Если такое и было, то в каком-то из кошмаров.
Что есть духу я побежал не оглядываясь. Пусть мне придётся загнать себя. И всё равно, куда мне было до лошади! Топот копыт приближался. Секунда… Две…. Вот-вот он настигнет меня!
Я сапнулся влево. Перепрыгнул через ручей. Всадник смог остановить коня только десятком шагов дальше. Я не видел его через густой подлесок.
Что есть духу я побежал вдоль притока ручья. Маленький поток бежал вдоль оврага. Что есть мощи я побежал по грязи. Мои ноги то и дело в ней вязли и човгали, я подскальзывался и падал, но продолжал бежать. Коням моих преследователей приходилось не легче. Один из них бросился мне наперерез. Преградил путь. Но его скакун увяз в иле, встал на дыбы. И чуть не сбросил с себя седока. Я прошмыгнул под копытами и побежал вверх по склону. Чёрные рыцари никак не могли дать раду своим скакунам. Наконец они вывели их на тропу и бросились по тропе, чтобы меня окружить. Я снова метнулся влево и побежал через буреломы. Овраг вёл меня вокруг холма. Кони брыкались, вставали на дыбы, но никак не желали прыгать вслед за мной через поваленные деревья. Это дало мне фору, чтобы оторваться.
Так я вышел на тропу. А от неё добежал до поляны. Посреди неё на пригорке рос раскидистый дуб. Тут у меня созрел план. Я отогнул одну из нижних ветвей и притаился за совбуром. Держать ветку дуба стоило неимоверных усилий! Но враг не заставил себя долго ждать.
Крестор нёсся прямо по тропе. Во главе своего отряда. Мой план сыграл как по нотам! Рок был на моей стороне! Топот копыт был всё ближе и ближе! Миг! И я отпустил ветку…. Конь проскочил. Всадник — нет. Любоваться его падением у меня времени не было. Не теряя его даром я тут же вскочил на коня. И погнал его вперёд по тропе.
Даже не знаю, о чём я думал. Ещё ни разу раньше я не седлал лошадь. Не разу не был в седле. В нашем Мире скачки — это только аттракцион. Увеселение. А у моих родителей не было денег, чтобы прокатать меня даже на маленьких пони. Мы жили в нужде среди большого города. Что уж там говорить.
— Друг! Вынеси меня отсюда!
Жеребец понял меня с первого слова. Он сам помчал дальше во всю прыть. У него самого будто выросли крылья. Он сам стал словно пегасом. Культист тьмы был ненавистен ему не меньше, чем мне. И вот теперь он обрёл свободу. И спасался вместе со мной.
В аду придумали множество приспособлений, чтобы принуждать скакунов бежать быстрее, что есть сил. Все они были основаны на боли. Я же только шептал слова поддержки. И пытался не свалиться. Я боялся высоты. И знал, что если я соскользну со спины своего друга, костей моих будет не собрать. Одной рукой я держался за вожжи. Другой мёртвой хваткой вцепился в край седла. Тропа то и дело виляла. То и дело мне казалось, что я вот вот вылечу из седла. В такие моменты я только и мог, что крепче прижиматься ногами. Я тогда не сообразил, что есть ещё стремена для этого. Но я был ниже ростом, чем выбитый мной из седла всадник. Так что я всё равно не доставал до них ногами. Потом я извернулся и оплёл излучиной стремена сначала одну ногу. Потом вторую. Так я хоть чуть чуть держался. А скакун всё бежал и бежал вперёд.
Потом я рискнул оглянуться. И понял, что я был в самом выиграшном положении. Я был маленьким, щуплым. К тому же без доспеха. А рыцари неслись на своих конях в полном облачении. Они гнали своих коней галопом. Один даже подогнал своего к нам почти на корпус. Но конь под ним был слишком измотан. Он почти в смерть загнал его. Бедное животное споткнулось и перекатилось через спину. Жестоко. Я отвернулся. Минус один. Больше я не оборачивался и лишь плотнее прижимался к своему другу и спасителю, чтобы не били по лицу ветки.