— Я тебя сейчас ударю! — шутливо разгневалась Наталка, и уже серьезно: — В самом деле, его же куда-то надо деть.
— Ничего, посидит в погребе пару дней, главное не забывать кормить, а до ветру ходить — ведро есть. А там запугаем и отпустим, все равно нам или пан или пропал. — здраво рассудил Николай.
Стали планировать операцию. Хотели, прихватив фотографа, ворваться в скромное жилище прохиндея, и застать его в момент приставаний к скромной гиназистке — Наташе. Далее планировалось разыграть суд, где две богини — Эриния и Фемида[40], дожны были зачитать приговор, напирая на изменения в Правилах содержания борделей 1901 года, в которых разрешенный возраст привлечения к занятию проституции поднимался с шестнадцати лет до двадцати одного года. По замыслу ребят, Козлобородый сам должен был отдать им и ключ, и бумаги, и деньги. Да только затормозил все эти фантазиии Николай.
— Стоп! Вы как хотите, ребята, но я Наталку на это дело не пущу! — решительно заявил он. И, предупреждаяя готовый сорваться с губ милой протест, добавил. — Как мы уловим момент, когда ваходить надо? А вдруг уже будет поздно?
— Правильно говоришь! — поддержала Николая Глаша. — Не нужна мне свобода такой ценой.
— А чё мы кобылу за хвост тянем? — добавил Кирилл. — Или у нас с тобой Колян кулаки маленькие? Что мы, без всяких этих премудростей ключик отобрать не смогём?
Всё вышло как и предсказывал Кирилл. Акция прошла на кураже. Никто не ожидал, что Козёл окажеться таким ничтожеством и раскиснет от несколькоих тумаков. Двое верзил, азартно мутузивших свою жертву, казались ему чудовищами. Особенно хорош был один, со свежим шрамом через все лицо, истинный головорез. Они грубо встряхнули чинушу, поставили на ноги и пребольно скрутили руки Козлобородого. Затем усадили его на стул, попутно отвесив несколько чувствительных пощечин. Большего не потребовалось: ужасный злодей, паучина, опутавший своими сетями весь город, изрядно струхнул и сразу же расклеился. Не лучше громл были и их сообщницы. Одна их них, сущая фурия, наклонившись к нему прошипела:
— Забыл, паскуда? Много, значит, после меня таких юных и беззащитных поперебывало в твоих потных ручонках. А я все помню! Все помню: как ты терзал мое невинное тело, как юность мою сгубил, как в шестнадцать лет в притон спровадил, продал.
Добил, и без того трясущуюся душу, другой головорез, помоложе и покоренастей, который, словно невзначай поигрывая ножичком, предложил:
— Так давайте лучше отрежем ему хозяйство, и дело с концом.
Этого вынести Козлобородый уже не мог: обмочился и заскулил, прощаясь с жизнью. А тот верзила, что помоложе, срезал цепочку на шее, и, взяв ключ, сказал:
— Ладно, живи пока, хоть ты этого и не заслуживаешь. А вот жало у тебя мы вырвем.
В сейфе были разложены золотые червонцы в мешках, ассигниции стопками, несколько кип компроментирующих документов и чистые бланки паспортов, доверенностей и других важных докуметов, оформленнывх чин по чину, с печатями и подписями. Нашла документы на свой дом и Зинаида Архиповна, которая хоть и считалась полновластной хозяйкой борделя, одако купчая на её имя хранилась в заветном сейфе. Было решено червонцы взять себе, ассигнации — в топку, закладные, доверенности и долговые расписки разнести по адресам их обладателей, чтобы знали, что отныне им ничего не угрожает.
Так и сделали, заперев предварительно Козлобородого в подвале. Никлай остался в доме — охранять Козла, да и не след ему было лишний разсветиться в городе. Долговые расписки самого полицмейстера взялась доставить его превосходительству лично в руки Зинаида Архиповна. А остальные остаток дня побегали, разнося ветер свободы по улицам губернского города С. Не одна душа уснула спокойно в тот вечер, не одинбрак им удалось сохранить в этот день, не одна семья избежала разорения и нищеты благодаря ребятам, не один человек не стал подносить револьвер к виску, спасаясь от позора. Взохнул спокойно в тот вечер губернский город. А уже ночью весёлые девицы несерьёзного дома порассказывали своим клиентам, как обмишурился Козлобородый, обставленный заезжими гастролёрами. И уже на следующий день губернский город С. был поставлен в известность о позорном падении занменитого мошенника.
Уходить было решено той же ночью. Сначала долго рядились кому доверить заполнение паспортов. Кирил был малограмотен. Николке не доверили — мальчишка ещё, а всем известно как небрежны мальчишки. Неплох был почерк у Наталки, но — азартна и торопыга. Остановились на Глаше, и девушка спокойным калиграфическим почеркеом заполнила все документы.
— Всё! Свободна! — выдохнула девушка, поставив последнюю точку.
А Кирилл подошел, обнял Глашуи прижал к своей груди её голову:
— Никому теперь тебя не отдам!
Расставание с Кириллом и Глашей вышло тяжелым: друзья, друзья настощие, уходили в неизвестность и будущее их было туманным, впрочем как и их с Наталкой судьба. Наташа плакала навзрыд, обнявшись с Глашей, а Кирилл, с чемоданом в руке, стоял рядом и, насупившись, быстно-быстро моргал глазами. И Николай, хоть и крепился, нет-нет, да и смахивал со щеки непрошенную слезу.
Однако прежде чем уходить, требовалось покончить с последним делом. Когда ушла собираться Наталка, Коля спустился в сарай, где сидел заранее извлечённый из погреба и привязанный к опоре Сенька. Он присел рядом и развязал пленнику рот, несмотря на ненависть пылающую у того в глазах.
— Арсений, я тебя сейчас отпущу, а ты меня выслушай, объясниться наконец надо. — начал было Николка, но был перебит злобным шипеньем бывшего друга.
— Вы что думаете, вам эти художества с рук сойдут? Да я сейчас!..
— Ничего ты сейчас не сделаешь, а если и доложишь в полицию — никого уже не найдешь. Мы ушли! — спокойно возразил Николка. — Может, и не увидимся вовсе, поэтому скажи, зачем ты меня подставил? Это ведь ты убил того гимназиста!
По тому, как вздрогнул Сенька, он понял, что догадка Бати верна.
— Я не хотел… видит Бог, не хотел! Само собой как-то получилось. Я только устроил это побоище, чтобы помешать вашей с Наташкой дружбе. Это по моему приказу Витька Соков, мой зверь, закидал гимназистов пакетами с карбидом. Я думал, что выйдет обычная склока.
— Ну, зачем? Для чего? — спросил Николка, но осекся.
С такой пылающей из Сенькиного взгляда ненавистью он еще не сталкивался. Это было не холодное равнодушие, и не брезгливое презрение, и даже не открытая неприязнь. Это была именно ненависть, ненависть чистая, без примесей.
— Да потому что я тебя НЕ-НА-ВИ-ЖУ! — сказал Сенька сначала тихо, вполголоса, но затем голос его становился все громче и последние фразы он едва не выкрикнул в лицо Николке. — Я тебя ненавижу с тех пор, когда ты один из нашего потока осмелился сказать НЕТ цуку. Ненавидел, когда тебя били, и когда ты независимо и свободно ходил по училищу в то время, пока мы вынуждены были пахать на своих дедов. Ненавижу за то, что ты был всегда первым и в драке и в учебе. Боже, более всего я желал, чтобы этот черномазый отделал тебя на арене как следует, и чем крепче Наталка сжимала мою руку в волнении за тебя, тем более я желал твоего позора. А более всего ненавижу, что ты увел, захватил мою Наталку. Она моя! Она моя по праву! Это моя добыча! И если ты меня отпустишь, то знай: где бы ты ни был, я отмщу! Я уничтожу тебя! Я отберу у тебя мою Наталку! Я все сказал!
Бросив все это в лицо Николке, Сенька замолк. Внешне Николкино лицо оставалось спокойным, но внутри бушевал ураган. «Никогда не выдавай противнику своих эмоций!» — наставлял Натлку и Николку Дед, Олег Игоревич Воинов, во время их занятий по фехтованию. Помнится, что что-то подобное говорил и Батя, Максим Фролович Яблоков.
— Я понял, учту! — только и ответил Николка, достал припасенный для такого случая нож и… стал разрезать путы на запястьях и щиколотках Арсения.
С воспоминаний о темах не очень далеких, но, тем не менее, не столь радостных, мысли юноши плавно перетекли на более приятный предмет. И Милая, и Наталочка, и Натусик, и Любимая, как только не называл Николка предмет своего обожания. Постепенно день стал клониться к зениту, поэтому возлюбленная должна была появиться уже скоро. Как ни скрашивали эти ежедневные часы любви, вынужденное сиденье в их детском шалаше Николка переносил с трудом: деятельную натуру мальчишки съедало нетерпенье. Как было промеж ними сговорено, Наталка должна была ехать вместе с родителями в Москву на оглашение дедова завещания. Следом в Первопрестольной должен появиться и Николай. Дальше их мечты скрывались в дымке неопределенности.
40
Фемида и Эриния — соответственно, богини правосудия и мести в древнегреческой мифологии.