— Кел’Бару, — выдохнула она. — Меч моего брата. Где вы его нашли?
— Он у меня со времен битвы при Эрундене.
— Все это время вы хранили его?
— Я надеялся назвать его своим. Это прекрасное оружие, а ты не любишь орудия войны. Но галийские волшебники наделили этот меч собственной волей. За последние три года он ничего не сделал, кроме как оплакивал тебя.
Эолин, — пела меч в тихом гуле металлов. — Эолин, Эолин, Эолин.
— Я хочу, чтобы ты научилась им пользоваться, — сказал Акмаэль.
Эолин решительно покачала головой.
— Нет.
— Я не буду с тобой об этом спорить.
— Прекрати! Перестань, Акмаэль. Почему ты это делаешь? — прошло мгновение, прежде чем Эолин осознала свой проступок. Она сдержала гнев и опустила взгляд. — Простите меня, мой король. Я не собиралась…
— Не извиняйся. Мне приятно слышать, как ты произносишь мое имя. Я бы хотел, чтобы ты говорила это чаще.
Эолин удалось улыбнуться, игнорируя намек, который она уловила за его словами.
— Я не хотела оскорбить, ставя под сомнение дар моего короля, но вы знаете мои чувства по этому поводу. Нам не нужны ни рыцари, ни стены, ни мечи. Это Экелар, а не военный аванпост.
— Это хрупкое сообщество магов, взращивающих семена великой силы. Вы не должны оставаться незащищенными.
— Мы пробовали это, давным-давно. Вы же знаете, у меня нет дара к оружию.
— Ты уже не та напуганная девушка, которой была тогда. У тебя есть сила, баланс и скорость. И у тебя есть меч, который тебя любит. Бортен может научить тебя, как им пользоваться.
— Я видела, как дерутся мужчины. Я не надеялась…
— А нужно научиться! — Акмаэль ударил кулаком по столу и сердито указал на стражей снаружи. — Один из этих мужчин — тренированных с детства — один из них может убить тебя в мгновение ока. Но с этим мечом им может потребоваться не один миг, а два или три, а то и пятнадцать. И этого может быть достаточно, чтобы кто-то пришел на помощь.
— Я не без защиты. Я могу призывать почти все виды пламени, известные нашему народу. Я даже наложила проклятие Ахмад-Купт, хотя надеюсь, что больше никогда его не применю.
— Магии не всегда достаточно.
— Достаточно для меня.
— Проклятье, Эолин, не отказывай мне в этом!
Эолин в испуге отступила на шаг.
Король нахмурился и отвел взгляд. Он судорожно вдохнул и смягчил тон.
— Эолин, пожалуйста. Много лет назад ты решила, что так будет лучше. Ты здесь, со своей магией и своим Экеларом, а я остался один править своим королевством. Я уважал этот выбор, каким бы трудным он ни был для меня. Я возвращаюсь сюда сегодня не как король, а как друг, которым ты просила меня быть. И, может, если мне повезет, как мужчина, чью любовь ты еще помнишь. Если я не могу присутствовать в твоей жизни, если ты не позволишь мне любить тебя и защищать тебя лично, то прими хотя бы защиту этого меча. Меч твоего брата. Он принадлежит тебе.
Эолин почувствовала болезненный сдвиг в душе, лавина упущенных возможностей, обнажающая суровый ландшафт забытой надежды.
— Прости, Акмаэль, — сказала она, — но я не могу владеть этим мечом.
— Ради богов, почему нет?
— Потому что это оружие предало моего брата.
Вот. Она сказала это. Память об Эрундене объединилась вокруг них, пробивая стены ее сердца. Крики и разорванные тела. Выжженный воздух и окровавленная земля. Пустота Подземного мира засасывала их в забвение.
«Мы никогда не говорили об этом. Мы должны поговорить об этом сейчас».
— В то утро, когда мы выехали навстречу вашей армии, — сказала она, — проклятие Ахмад-мелана было обращено на моего брата.
— Это была работа Церемонда, — ответ Акмаэля был решительным, оборонительным. — Волшебник действовал без моего ведома и разрешения.
— Я знаю. Я полагаю, что всегда знала об этом, хотя мне отрадно слышать, что вы это говорите. В своем безумии мой брат пытался убить меня. Я сняла проклятие, но Кел’Бару не понял, что произошло. Галийский меч обиделся на Эрнана и больше не хотел его защищать. Я знала это, Акмаэль, и все же я…
Она запнулась. Прошло так много времени, но все, что она сделала и не сделала, по-прежнему тяготило ее душу, как камень.
— Я пыталась предупредить Эрнана, но он не слушал, и тогда я… я просто отпустила его. Я позволила моему брату выступить против тебя с этим оружием, зная, что оно его подведет. Иногда мне кажется, что я хотела…
Комната дрогнула. Чего она хотела? Чтобы Акмаэль жил? Чтобы Эрнан умер? И если желание ее сердца вызвало гибель ее брата, разве это не подходящая судьба: остаться без того и другого в последующей жизни? Эрнан был украден смертью, Акмаэль — короной.