— Я, Джотури-Нур, Сан'иломан из Сырнте, сын Махтарона-Феха и отец семнадцати детей королевской крови, настоящим объявляю конец моего правления в этот последний день восьмидесятого года моей жизни, — голос старика разнесся по всему залу. — Я служил своему народу с пылом и преданностью. Я отдаю свой дух богам, которые приготовили для меня место в чертоге моих отцов.
Рыдание вырвалось из горла девственницы Наптари, но никто не обратил на нее внимания.
Джотури посмотрел на каждого из своих сыновей, от старшего до младшего, пока его взгляд не остановился на внучке Ришоне.
— Тамара, дочь моя, — сказал он. — Иди ко мне.
Желудок Ришоны сжался.
До этого момента она цеплялась за слабую и несбыточную надежду, что Джотури-Нур не сможет ее призвать. Старший сын, Абартамор, был человеком пустых амбиций, губительных для такой империи. Если бы Джотури-Нур назвал его вместо, Абартамор умер бы, потому что он не мог защитить свое право против кого-либо из своих братьев, и, несомненно, Мехнес или Паолус-Нур выступили бы вперед, чтобы…
Мехнес кашлянул.
Ришона взглянула на дядю, заметив в его глазах безжалостный приказ.
«Даже бесполезный сын стоит больше, чем дочь».
Она шагнула вперед, чтобы встать на колени рядом с дедушкой.
Сан’иломан взял ее за руку.
— Тамара, моя любимая. Ты была рождена в благородной крови и наделена добрым сердцем. В детстве ты была отрадой моего двора, его самой драгоценной жемчужиной. Я плакал в тот день, когда ты ушла от нас, чтобы последовать за своим чужеземным принцем в далекую страну, но я отпустил тебя и дал тебе щедрые подарки в надежде, что ты обретешь счастье. На долгом пути в Мойсехен убийцы обесчестили нашу семью и убили тебя, разрушив сладкую мечту твоей короткой жизни. Когда тебя принесли мне…
Голос Джотури-Нура дрогнул. Слезы застилали ему глаза.
— Когда мне принесли твое тело, любимая Тамара, я сам тебя обмыл. Я подготовил тебя к встрече с нашими богами, потому что никто другой не был достоин прикоснуться к тебе. Я долго молился, чтобы ты вернулась ко мне в час моей смерти и преклонила колени рядом со мной в лице дочери, как ты делаешь сейчас. Спасибо за радость, которую ты мне подарила, за твой бескорыстный и любящий дух и за то, что сопровождаешь меня в этот последний день моей жизни.
Джотури потянулся за ятаганом, который лежал рядом с ним. Он вытащил его из инкрустированных драгоценными камнями ножен и высоко поднял, чтобы все видели. Затем он опустил его перед Ришоной.
— Возьми мой клинок, Тамара, — старик положил ее руку на рукоять своего меча. — Управляй моим народом вместо меня.
Пот стекал по спине Ришоны. Она не видела позади себя Абартамора, но представляла, как его пухлое лицо дергается от триумфа. Ему, как старшему, теперь выпало оспаривать ее притязания, а какой борьбы он мог ожидать от женщины? Какая принцесса прольет кровь своего брата?
— Со мной твой народ в безопасности, отец, — сказала Ришона. — Они ни в чем не будут нуждаться, пока я жива.
Джотури-Нур удовлетворенно вдохнул и откинулся на подушки. Он кивнул жрецу, который выступил вперед с чашей смерти. Сан'иломан сделал глубокий глоток и закрыл глаза, сделав долгий выдох, как будто все бремена жизни наконец-то пропали.
Затем чашу передали Менаре, которая подняла ее к умирающему мужу.
— Я была и всегда буду вашим самым верным слугой.
Менара выпила, и ее подвели к мужу, она легла и переплела свои пальцы с его. За ней последовали бабушка Ришоны, Ландра, и третья жена, Беулла. Женщины легли рядом, обняв друг друга за талию, пока нежный яд действовал.
Только юная Наптари сопротивлялась, с испуганным воплем отталкивая чашу и проливая эбонитовую жидкость на мраморный пол.
Стражи осторожно поймали ее, потому что последняя девственница Сан'иломана должна добраться до запредельного мира невредимой. Жрец достал из рукава пузырек и разбил его о ее губы. Тут же крики Наптари умолкли. Ее глаза закатились, и она обмякла. Они положили ее к ногам Джотури-Нура, свернув ее калачиком, как отдыхающего ребенка.
Несмотря на все это, Ришона оставалась рядом с дедом. Когда дыхание Джотури-Нура замедлилось, она сжала пальцами украшенную драгоценными камнями рукоять его широкого меча. Она поправила равновесие и наклонила лезвие, пытаясь увидеть огромную фигуру Абартамора за своей спиной.
Когда, наконец, Джотури-Нур замер, жрец кивнул принцам. Позади Ришоны раздались тяжелые шаги Абартамора, он медленно вытащил меч из ножен.
— Я, старший сын Джотури-Нура, оспариваю твои претензии, Тамара, — сказал он. — Повернись ко мне лицом, чтобы я мог отправить тебя за моим отцом в загробную жизнь.