Она сможет продавать свою собственную ткань...
Она сможет...
— Не достаточно хорошо.
Сирен моргнула в ответ на суровое заявление, уставившись на четырех мужчин перед ней:
— П-простите?
— Не достаточно хорошо, — повторил главный ремесленник, скривив губы, глядя на ее работу. — Я бы не использовал этого даже на попону для лошади.
Сирен не могла дышать, ее сердце сжалось. Нет! Он ошибся. Должен ошибиться.
— Но я...
— Заберите это, — сказал он, бросая ей ткань. — Возвращайтесь к нам, когда будете достойны этого ремесла.
Красная ткань задела лицо Сирен от силы его броска. Не в силах пошевелиться, она стояла там, пока ткань сползала с лица на руки. Инстинктивно, она прижала ее к себе, хотя и не понимала, почему чувствует необходимость защитить ее даже теперь, когда та стала бесполезна.
Душа девушки кричала от разочарования, так как все ее мечты таяли и умирали в этой холодной комнате.
Как они могли сказать такое о ее работе? Это была ложь. Она знала это. Ее ткань была идеальной.
Идеальной!
Ей хотелось прокричать это, но горькое разочарование подступило комом к горлу и Сирен не смогла вымолвить ни слова. Этого не могло случиться. Это не могло быть правдой.
Кто-то подошел к ней и увёл прочь от мастеров к задней двери. Слезы бесконтрольно текли по ее лицу, а суровые слова эхом повторялись в голове.
Как ее ткань может быть недостойной?
— Я потратила на это все свое время, — прошептала она с разбитым сердцем. — Все свои драгоценные деньги.
Чтобы иметь возможность купить материалы, необходимые для изготовления ткани, девушке приходилось носить обноски. Всю зиму она проходила с дырами в ботинках, только для того, чтобы услышать, что все ее жертвы были напрасны.
Как такое может быть?
— Дело не в вашей ткани, — прошептал человек, выводя ее из зала. — Здесь слишком много ткачей. Они больше никого не примут в гильдию, пока кто-нибудь не уйдет или не умрет.
И это должно было ее успокоить? Прокормить ее? Нет, это только разозлило ее.
Будь они все прокляты за это.
— Поверь мне на слово, дитя, тебе будет лучше без членства в гильдии.
— Как это?
Он положил ее руку на ткань и произнес, странно посмотрев, будто предупреждая:
— У тебя есть гораздо более важные дела, о которых тебе стоит побеспокоиться, чем то, что ты являешься учеником. Поверь мне.
Прежде чем она успела спросить, что он имел ввиду, мужчина вытолкнул ее на улицу и она услышала, как он запер за ней дверь.
Сирен стояла на крыльце дома гильдии. Все ее мечты разбились вдребезги. Она все еще была учеником и, пока носит это звание, не может брать плату за свою работу. Не может выйти замуж. Не может делать ничего, кроме указаний мастера Руфуса или хозяйки Мод.
У нее нет жизни, которую она могла бы назвать только своей. И, судя по всему, никогда не будет.
Когда Сирен посмотрела на свою такую идеальную, но уже бесполезную ткань, ее охватил сильный гнев.
— Что в тебе хорошего? — прорыдала она.
По закону, она не могла даже использовать ее, чтобы сшить себе платье. Только люди благородного происхождения могли носить яркие цвета. Ткань не годилась ни на что, кроме растопки.
Все было потеряно.
— Извините?
Сирен вытерла слезы со своего лица и, обернувшись, увидела, что к ней приближается высокий, хорошо одетый рыцарь. Его золотисто-светлые волосы касались невероятно широких плеч. На нем была надета кольчуга, поверх которой — темно-зеленый сюрко (прим. — в XII веке длинный и просторный плащ-нарамник, похожий по покрою на пончо и часто украшавшийся гербом владельца. Этот плащ рыцари носили для защиты кольчуги от нагрева солнцем) с изображением стоящего на задних копытах серебряного оленя... Плетение этого предмета одежды было не таким же хорошим, как у ее алой ткани, и все же у нее не было сомнений в том, что оно было сделано кем-то из тех животных, которые заслужили статус в гильдии, в то время как ей отказали.
Прекрати это, Сирен.
Даже не важно, во что он был одет. Дело в том, что человек его сословия разговаривает с ней. Она себе и представить не могла, что он мог хотеть от нее.
Убедившись, что не оскорбляет его, встречаясь с ним взглядом, девушка заговорила ровным, спокойным тоном: