Отключив телефон, Псашин повернулся к карлику.
— Вот так вот! Кетчупа не будет!
— Как не будет? — упавшим голосом пролепетал карлик и принялся судорожно перебирать листки сценария. — Вот ведь. Утверждено. Написано. «Из-под забрала рыцаря тугой струей ударила кровь»…
— Ну, так и ударит, — успокоил его Псашин.
— Вы хотите сказать… — Подал голос человек в потертых джинсах и клетчатой рубашке, сжимающий в руках длинную пику.
Режиссер и сценарист, замолчав, изумленно повернулись, как будто только что обнаружили его присутствие. Это был Олег Томович Плотников — Сонин папа.
Карлик снисходительно ухмыльнулся, но тут же осекся и преданно посмотрел на режиссера.
— Вы не волнуйтесь, Олег Томович, здесь профессионалы, — терпеливо объяснил Псашин и повернулся к карлику.
Олег Томович понимающе кивнул и, крепче сжав копье, тоскливо оглядел бетонную чашу стадиона.
Стадион был пуст и заброшен. Холодный несильный ветер поддувал, казалось, со всех сторон сразу. Цифры на электронном табло показывали счет 0:2 неизвестно когда закончившегося матча. Названия команд не сохранились, и от них остался лишь бессмысленный набор точек. В этот момент он подумал, что это счет предыдущих ристалищ. Убито 0 драконов и съедено 2 рыцаря.
Тем временем Псашин повернулся к карлику и, сцепив на животе руки, мечтательно произнес:
— Помню, ставил я в Муроме, — задумчиво посасывая незажженную трубку, произнес Псашин. — К тысячадвухсотдвадцатипятилетию … Так я заказал батальон солдат, переодел их в шлемы, дал копья… как они ходили… — Псашин мечтательно закатил глаза — строем… Богатыри! Не вы — ткнул он в присутствующих.
Карлик скромно опустил взгляд на сценарий, разглаживая пальцем загнувшийся уголок.
— Что там у нас по тексту? — поинтересовался Псашин, сдерживая зевок.
Карлик лихорадочно углубился в чтение, шевеля губами.
— «Рыцарь выходит на поле и выкрикивает девиз «Разумное, доброе вечное»», — найдя нужное место, патетически начал зачитывать он. — «Появляется дракон. Рыцарь, наставив на него пику, бросается в бой. Дракон бросается на рыцаря, поливая все вокруг напалмом…»
— Гут. Напалм это хорошо… — благосклонно кивнул Псашин.
— «Взволнованная принцесса в порыве подбегает к краю трибуны и как бы случайно роняет платок на ристалище». — Зачитал Карлик, приободренный похвалой. — «Рыцарь подскакивает, ставит коня на колени, подбирает платок и повязывает его на острие копья. Реплика рыцаря: «Клянусь честью! Я обагрю ваш платок кровью из сердца этой твари!»»…
Олег Томович, тревожно прислушивавшийся к чтению, вдруг понял, что он не ожидал, что быть рыцарем — это так опасно. Особенно его насторожили слова о напалме.
— Хорошо… хорошо… — задумчиво кивая головой, с важной многозначительностью произнес Псашин. — Обагренный платок. Сами придумали?
— Виктор Иванович! Конечно! — Зардевшись от радостного смущения, сказал Карлик.
— Простите… — послышался робкий голос Олега Томовича. — Я на коне последний раз… никогда не залезал…
— Вы для кого это писали? — Вдруг заорал Псашин карлику. — Бездарность! Все бездарности! Идиоты!
Он схватил с травы мегафон и заорал в сторону табло:
— Группа! Кто-нибудь из ассистентов есть живой? Вынесете, наконец, этому остолопу с пикой гимнастического коня. Пусть тренируется!
Отшвырнув мегафон, Псашин направил на карлика налитые кровью глаза.
— Если вы не понимаете по-человечески, я вам сейчас расскажу все сам! Так, принцесса! Что это за принцесса. Где вы в наше время таких принцесс видели.
— Так это же классика… — Ошеломленно оправдывался Карлик.
— Надо ставить историю на новые рельсы. — Псашин вскочил и, размахивая руками, забегал по полю, — Короче, я представляю себе это так: напалм мы оставляем. Платок к чертям собачьим, вот: «… от жара на шлеме рыцаря вспыхивает султан, пика сломана. Завидев это, принцесса вскакивает на бордюр ложи, хватается за гимнастическую трапецию и, раскачиваясь над ареной, бросает рыцарю шестиствольный пулемет…»
Карлик торопливо записывал за ним, а Олег Томович, усаженный верхом на гимнастического коня, совсем спал с лица.
— Что вы там записываете! — Псашин вырвал у Карлика записную книжку и засунул ему за пазуху. — Дома писать надо было!
— …Извините, — снова пролепетал Олег Томович, — я думаю…