Глава 10
Проводив взглядом незадачливого волонтера, капитан де Аргуэлло развернулся на каблуках и медленным шагом направился к настоятелю, окруженному смирными овцами своей паствы. При каждом шаге облачко белой пыли окутывало носки его черных ботфорт, золоченые шпоры царапали землю, оставляя причудливый след.
— Добрый день, падре, я, кажется, немного запоздал, — он приветливо кивнул священнику, провожая глазами уводимую родственниками девушку.
— Это уж точно, Луис, так же, как и то, что ты запоздал поздороваться со старшим. А ведь я вас еще на коленях держал всех троих: тебя, Кончиту, Сальвареса… Вы были совсем детьми.
Эти слова в устах доминиканца прозвучали столь горько, что капитан поморщился и с досадой ударил висевшей на запястье плеткой по голенищу сапога.
— Теперь ты уже совсем взрослый, Луис, и можешь поступать как угодно. Но вот что я обязан был тебе внушить: мужчина всегда отвечает за свои поступки. Это еще очень давно говорил мне мой отец.
— Но вы мне не родной отец, падре.
— Верно, сынок, не родной. Но ты и остальные росли у меня на глазах. Тише-тише, Луис, повстанцы, краснокожие, всё я понимаю… но это мелочи по сравнению с тем, какое сердце бьется у тебя в груди: живое или такое, что им можно мостить дорогу…
Кофейные глаза капитана стали мрачно задумчивыми, у левого глаза забилась жилка. Такой разговор для него был хуже пытки.
Падре Игнасио со вздохом одернул подол рясы. Луис был ему дорог, настоятель знал, что он толковый молодой человек и, если не будет кривить душой, может стать не последним католиком. Но Луиса, да и Сальвареса, изуродовала вседозволенность, как отрава, просочившаяся в их жилы. Монах не ведал, что ожидает братьев впереди, но искренне переживал за них, так как слишком много судеб было загублено у него на глазах из-за глупой и страшной молодецкой дерзости.
— Да, иначе я представлял встречу со старшим сыном уважаемого Эль Санто… — еще раз покачал головой Игнасио, — и это в такое-то время… в наших краях…
Он молчаливым укором стоял перед драгуном: большой, крепко побитый сединой, с широким католическим крестом на груди. С тем самым, коий они, будучи детьми, так любили рассматривать, когда их родовой дом посещал настоятель из Санта-Инез.
Луис стряхнул воспоминания, как крошки со стола.
— Что-то вы не торопитесь, патер, принять дорогих гостей. Или вы уже позабыли обычаи предков? Взгляните на этих усталых, голодных бедняг. — Он чиркнул взглядом на двигающиеся по атрио гривастые каски, желтые мундиры с пунцовыми эполетами и заключил: — Вам их не жалко?
Глаза настоятеля превратились в сверкающие серые прорези, ответ был веским и твердым:
— Честные католики не врываются в чужой дом как мамелюкская23 бандейра24. Люди твои вели себя почище волков в овчарне!
— Опомнись, старик! — слова монаха пырнули самолюбие молодого идальго.
— Это ты опомнись, сын мой! И не забывай заповеди, данные нам Христом.
Драгун чуть улыбнулся, в глазах его вспыхнул факел испанской крови.
— Сбавь тон, старик, за такие проникновенные речи любому другому я бы уже давно затянул на горле шнурок святого Франциска!25
— Знаю, Луис… Как знаю и то, что сила в твоих руках, а жизнь моя в руках Господа.
Они долго молчали, покуда Луис не изрек:
— Ладно, падре, вы как обычно правы, мы оба покипятились, останемся друзьями. — Он выкинул руку и, гоняя под кожей желваки, добавил: — А право принимать решения оставим за Создателем.
— Верно, сын мой… — глаза Игнасио потеплели. Он крепко пожал руку и с оглядкой шепнул: — Завтра праздник Святого Хуана… Зайди ко мне до торжества… Есть разговор.
Глава 11
Кот Пепе лежал ночным калачом на хозяйском комоде и смотрел на Игнасио. В его сонных глазах, янтарных, как песчаное в солнечный день дно, покоилось что-то значительно большее лени. В их прозрачном стекле отражалась согбенная молитвой фигура хозяина.
Монах просил Бога даровать ему силы и вновь отбивал поклоны, и безмерно напрягался в поисках конечного решения. Гибли люди, гибли ужасной, непостижимой смертью; и он, отец Игнасио, был бессилен что-либо изменить. Голова трещала от вопросов. Падре напоминал оголенный нерв. Решать приходилось только ему — это было жизненно необходимо. Но решить эту задачу он не мог.
Кот вдруг зашипел, вскочив на лапы, выгнул спину черной подковой. Миг — нырнул с комода, прижался к ногам хозяина. Игнасио прислушался: за окном глухо стояло смоляное пятно ночи.
23
Мамелюки, или паулисты, — охотники за рабами из города Сан-Пауло (Юж. Америка), основанного иезуитом отцом Пайва. (Прим. автора).
24
Бандейра — экспедиция. Паулисты называли свои шайки и разбойничьи братства бандейрами, а себя — бандейрантами. (Прим. автора).
25
«Шнурок святого Франциска» — веревочная или волосяная петля для удушения преступников, введенная в употребление францисканцами.