Любава без сил опустилась на кушетку возле стены, провела ладонью по лбу, отгоняя наваждение. Выходит, Ждан рассказал ей правду и Владигор сейчас — совсем один, без войска, без верных друзей — спешит прямиком в логово ненавистного Климоги!
Будто прочитав ее мысли, Филимон негромко сказал:
— Может быть, княжна, тебе покойнее станет, если узнаешь — рядом с князем ныне хорошие люди, надежные. Подробностей не ведаю, но доподлинно известно, что многие испытания они одолели с честью и твой славный брат не утратил душевной бодрости.
— Да не утешай ты меня, — устало проговорила Любава. — Подсказал бы лучше, как помочь Владигору?
Филька пожал плечами:
— Ждан тебе объяснил, почему князь без дружины ушел. Мне добавить нечего. Сама решай.
Любава, сверкнув глазами, резко выделявшимися на бледном от испытанного потрясения лице, вызывающе мотнула головой:
— Что ж, сама и решу. Чародей Белун у меня, княжны синегорской, ни на что дозволенья не спрашивал, в неведенье держал. Так почему я должна с ним советоваться?!
— Тебе, чай, виднее, — ответил птицечеловек. — Только постарайся Злыдневых соглядатаев не встревожить, а то ведь беда случится. Поход князя в тайне сохранить нужно как можно дольше…
— Это я уже поняла. — Любава, похоже, вновь готова была вспылить, однако сдерживала себя.
«Не буди лихо, пока оно тихо, — подумал Филька. — Княжна с братцем из одного теста слеплена, да горячности в ней поболее». Вслух же, конечно, ничего подобного не высказал, но вдруг заторопился:
— Прости, княжна, уходить мне пора.
Любава не стала его удерживать и даже не поинтересовалась, какие неотложные дела заставляют его покинуть Ладор. Ее по-прежнему снедало беспокойство о судьбе брата, и главным теперь было — унять душевную тревогу, дабы чувства не помешали сердцу принять верное решение.
Филимон между тем направился не к выходу из дворца, а в крошечную кладовку, примыкающую к горнице Владигора. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он прошмыгнул в нее и за грудой старого хлама легко обнаружил то, что искал, — скрытую от чужих глаз железную дверцу.
По крутой лестнице, о существовании которой не подозревала даже нынешняя хозяйка дворца, он живо спустился в подземные лабиринты Ладора. Кромешная тьма всегда была ему, птицечеловеку со зрением филина, милее дневного света. Но сейчас мелькнувший впереди яркий огонь факела весьма обрадовал Фильку: значит, не опоздал.
— Ты где шлялся, обормот бесхвостый?! — сердито накинулся на него коротышка с перебитым носом. — Небось, медовуху с Белуном распивал или дворцовых девок по углам тискал! Я здесь уж сколько торчу, вас дожидаясь! Продрог до костей, зуб на зуб не попадает… А чародей-то где? Ведь говорил, что с нами будет. Неужто еще ждать придется?
— Умолкни, Чуча! — прервал словоизвержение коротышки Филимон. — Видят боги, мое терпение может лопнуть. Не нуждайся мы в твоих мозгах, я бы давно вышиб их одним ударом старого сапога!
— Не ты первый грозишься, да никто пока не осмелился, — Огрызнулся коротышка, однако трепать языком перестал.
Внешне Чуча выглядел весьма неказистым и, как все подземельщики, росточком был любому человеку по пояс. Но силой обладал изрядной, поскольку с детства работал в каменоломнях, а в зрелые годы скитался по миру, надеясь однажды найти древний клад своих предков. Или не своих. Для него в том существенной разницы не было.
Даже когда судьба ввела его в круг друзей Владигора и сделала княжеским оруженосцем, Чуча не оставил мечтаний о сказочных сокровищах, отчего и попадал нередко в различные передряги. Выручали его врожденная изворотливость, безмерное нахальство да еще сметливый ум. На это, видать, и рассчитывал Белун, отводя Чуче существенную роль в сегодняшнем опасном предприятии.
Филимон скептически оглядел напарника и поинтересовался:
— Ты на легкую прогулку снарядился али как? Чем биться будешь, ежели придется?
Чуча в ответ ухмыльнулся и отвернул край меховой куртки. К ее изнанке были крепко пришиты ножны, в которых покоился кинжал с широким лезвием.
— Пока ты меч вытащишь, я двоих-троих порешить успею. Тебе, как я понимаю, не доводилось бой принимать в подземной теснине? Среди камней мечом и булавой особо не размахаешься, а вот кинжал для такого дела — в самый раз.
В душе Филимон был вынужден признать правоту коротышки, но вслух произнес:
— Ладно, там поглядим… Ну, пошли, что ли? Белун велел его не дожидаться: он в нужное время на месте будет и знак подаст.
Чуча перехватил поудобнее факел и повел приятеля в глубину Ладорского холма. Поскольку их путь был извилист и узок, а яркий свет факела слепил глаза, птицечеловек с непривычки то и дело натыкался на каменные выступы, набивая синяки и шишки. Мысленно он осыпал Чучу всеми известными проклятьями, однако не мог не признать за ним поразительного чутья: выбирая дорогу в переплетении подземных ходов (Филимон не ожидал, что их окажется так много!), Чуча безошибочно находил верное направление.
К несказанному облегчению Филимона, идти пришлось не очень долго. Протиснувшись меж двух гранитных плит, готовых, как ему показалось, в любой момент прихлопнуть их, как зазевавшихся тараканов, они выбрались в довольно-таки просторную пещеру. Филька перевел дух и огляделся.
Он и сам не знал, что ожидал здесь увидеть. Скорее всего, какой-нибудь древний заброшенный колодец. Ведь именно о колодце говорил Белун, хотя и называл его «иномерным». Однако ничего подобного Филимон не обнаружил. Пещера была совершенно пуста, если не считать едва приметного лилового пятна в ее центре. То ли плесень, то ли подземный лишайник, сумевший выжить без дневного света и тепла, то ли еще что… К этому пятну и подошел Чуча.
— Вот она, дырища к Черному озеру, — сказал он с невольным трепетом в голосе. — С виду так себе, без подвоха. А шаг сделаешь — и враз перенесешься! Гораздо быстрее, чем ты на крылышках.
— Ты уверен, что мы попадем куда следует? — после некоторого раздумья спросил Филимон. — Белун говорил, что нужно определить, где какая сторона света. Но здесь разве определишь?
— Запросто. Вон там запад, — Чуча махнул рукой. — Значит, войти в «колодец» мы должны с этой стороны, восточной.
— Да почему ты так уверен?!
— Чую, — коротко ответил подземельщик.
Филька вздохнул. В данных обстоятельствах ему выбирать все равно не приходится. Чему быть, того не миновать.
Он встал рядом с Чучей у самого края лилового пятна.
— Ну, поехали!
Они одновременно шагнули вперед и замерли. Несколько мгновений казалось, что ничего не происходит. Но вдруг гранитная твердь будто распалась у них под ногами, сознание на миг помутилось.
Филимон, впервые угодивший в иномерный колодец, не успел даже испугаться, как вновь обрел под собой твердую опору. В ушах немного звенело, а ноздри ощущали какой-то тяжелый сырой запах.
Чуча резко рванул его за рукав и громко прошипел:
— Здесь нельзя оставаться — утащит!
Они опрометью сиганули с опасного места и укрылись за большими серыми валунами.
Филька, приходя в себя, потряс головой. Вроде бы все в порядке. Звон прекратился, но запах сырости не исчез. Откуда он взялся? Ах, ну да — от Черного озера, конечно. Боги небесные!.. И только тут он осознал в полной мере, что «колодец» сработал. Неведомая сила в мгновение ока перенесла их прямехонько в тайное святилище Рогатой Волчицы!
От дальнейших переживаний по сему поводу его отвлекла приглушенная ругань Чучи. Тот, бросив на землю факел, старательно затаптывал огонь, никак не желавший погаснуть. Наконец ему удалось справиться с этой нелегкой задачей, но в сыром воздухе явственно запахло паленой шерстью. Пришлось Фильке поспешно сбивать с его меховой куртки разгорающиеся смоляные капли.
Когда и с этим было покончено, Чуча — небывалое дело! — поблагодарил напарника. Может, мгновенные перемещения в пространстве положительно сказываются на человеческом характере? Нет, вряд ли. Скорей всего, решил Филимон, коротышка просто перепугался за свою курточку.