— Не возводи на себя напраслину, синегорец! — тут же вмешался Ярец. — Никого ты за собой не тянул, сами идти вызвались. Без тебя нас либо нетопыри разодрали бы, либо двойники порубили, либо до скончания веков плутали бы в южной башне.
— А кто золотистый топаз высмотрел и догадался о его назначении? — не преминул заметить Путил. — Сколько лет я самоцветами торгую, сколько всячины о них знаю, но ведь не мне «Глаз Дракона» открылся!
— Случайность, — отмахнулся Владигор.
— Вряд ли, — возразил ему Филька. — Мертвый город подарков не делает, по своей воле секретов не раскрывает. Их из него вышибать нужно: где железом и силой, но чаще — светлым разумом и упорством духа. Не мои слова, кстати, — так Белун говорил.
— Между прочим, князь, — подал голос Чуча (он сидел немного в стороне, то и дело поглядывая в глубь пещеры), — откуда тебе известно о здешней круговерти Времени? Даже чародей Белун узнал об этой особенности Мертвого города в последний момент. То ли в «Серебряной книге Перуна» вычитал, то ли еще где, и сразу к нам с Филькой бросился — чуть не опоздал. Правда, я мало что раскумекал, однако главное уловил: ни в коем случае наверх не подниматься, иначе сами в круговорот Времени влипнем. Если суждено тебе вырваться, то рано или поздно мы тебя в подземелье встретим… Ну а здесь я, — Чуча обвел рукой пещеру, — как у себя дома.
— И даже лучше, — хмыкнул Филька, будто намекая на что-то.
— Сейчас не обо мне речь, — сердито отмахнулся Чуча. — Белун все твердил, что нет у него с тобой даже тонюсенькой связующей ниточки — не позволяет, мол, Чуждая реальность использовать магические силы нашего мира. Но как же тогда ты узнал о круговерти Времени? Не понимаю!
Владигор пожал плечами. Он не знал, что сказать на это.
Вместо него ответил Филька:
— Есть древняя пословица: «Рыба воды не разумеет»… Хранитель Времени, очевидно, нутром такие вещи распознает, но объяснить, почему и откуда пришло озарение, не может. Ты, Чуча, например, тоже словами не скажешь, как умудряешься подземные лазейки выискивать. Да и я — понятия не имею о том, почему даже в сплошном тумане завсегда найду кратчайшую дорогу к Белому Замку.
Доводы птицечеловека выглядели убедительными для всех, в том числе для Владигора, однако его настроения они не улучшили. Ненасытный червь самоуничижения по-прежнему грыз его сердце.
— Раненого Демида обнаружил, разумеется, Чуча, — рассказывал Филимон. — Подземный ход, по которому вы сюда пришли, один из самых коротких и узких, такими здесь все изрыто. Но под внешней стеной города проложен широкий туннель. Чуча его быстренько разнюхал, а потом нашел за обманной кладкой (я бы ни за что не догадался!) выход в караульный дворик у северных ворот. По словам Демида, мы совсем немного опоздали, но я все-таки бросился догонять. Бесполезно, вас наверху уже не было. В общем, по туннелю и Демида сюда перенесли, и коней провели.
— И коней? Вот это славно! — обрадовался Путил. — Где же они?
— Не беспокойся, милый человек, — улыбнулся Филька, легко распознав истинную причину его радости. — Твои сундучки тоже прихватили… Коней со всей поклажей мы оставили у южных ворот, там для них вполне безопасно.
— А для людей? — спросил Владигор.
— Проскочить можно, — заверил Филька. — Хотя, конечно, повозиться придется. На рассвете сам увидишь, какие…
Что будет на рассвете, он договорить не успел. Чуча вдруг вскочил на ноги и, выхватив из костра горящую головню, кинулся к нагромождению камней в глубине пещеры. Озадаченные таким поворотом беседы, князь и его спутники мгновенно обнажили мечи.
Только Филимон и Демид по-прежнему сохраняли спокойствие. Маленькие злобные уродцы, появившиеся среди камней, не удивили и не насторожили их.
— Ничего страшного, князь, — чуть усмехнувшись, объяснил Меченый. — Это родичи твоего оруженосца.
— Не родичи, — возразил Филька. — Чуча наотрез отказывается считать их каким-либо семейством подземельщиков. Говорит, что это в лучшем случае загнившая ветвь очень далеких предков.
Владигор подал знак своим людям: не двигаться, ждать развития событий.
Издали уродцев и в самом деле нетрудно было принять за подземельщиков-рудокопов, хотя Чуча на полторы головы перерос самого высокого из них. Но главное отличие составляли выпирающие желтые клыки, голые черепа и покрытые жесткой щетиной наросты на спинах. В крепких, не по росту длинных ручищах многие карлики сжимали грубые каменные топоры и тяжелые куски гранита. Угрожающе размахивая ими, уродцы всем своим видом демонстрировали желание немедленно разделаться с пришельцами.
Чуча ловко вскарабкался на гранитную глыбу и сердито крикнул каким-то каркающим голосом:
— Грызлы, слухар'ть Грызната!
Озаренный ярким светом пылающей головни, он выглядел весьма внушительно, по крайней мере для карликов, которые нехотя остановились у подножия глыбы.
— Грызната велч'рит: ух'райтесь в шарм'гу. Тут'рь грызлам жрам'ть дрязн'во!
— Ч'му дрязн'во? Грызлы нюхач'т — дылданы жрам'тны! — прорычал-прокаркал в ответ один из наиболее агрессивных уродцев.
— Жрам'тны! Дылданы жрам'тны! — подхватили другие.
Чуча ударил горящей головней по камню, и во все стороны полетели огненные искры.
— Грызната озл'одит! — дико завопил он. — Озл'одит, скурна'т и заб'дрясит грызлов! Р'зумо?!
Даже Владигор несколько опешил. Никогда ему не доводилось видеть и слышать такого Чучу. На карликов вопли подземельщика произвели куда большее впечатление. Половина из них тут же обратилась в бегство, оставшиеся попытались продолжить странные переговоры, но уже в ином тоне:
— Не гн'дись, Вел'бый Грызната! Грызлы пос'ламны, грызлы тиг'ши… Жрам'ть оч'хота.
— Жрам'ть, оч'хота жрам'ть…
— Пос'ламны, жрам'ть…
Они теперь не рычали, а повизгивали, как пришибленные собаки. Однако камни и топоры из рук не выпускали.
— О чем, интересно, они толкуют? — спросил Зенон.
— По-моему, все очень понятно, — хмыкнул Ярец.
— Да, — согласилась с ним Ольга. — Похоже на нашу тарабарскую песенку о Малмалеке и Грозеке. Вот не думала, что где-нибудь на таком же языке разговаривают!
— А главное — о том же, — подал голос Демид. — О жратве, которая сама к ним пришла и на вид весьма соблазнительна. Да вот «Грызната» Чуча не дозволяет «грызлам» животы набить, всяческими карами запугивает.
— Бр-р-р! — передернулась Ольга. — А если они его не послушают? Их здесь, наверно, дюжины три. Если разом накинутся…
— Не накинутся, — заверил ее Демид. — Оруженосец нашего молодого князя, как выяснилось, для этих карликовых людоедов тоже в своем роде иноземный князь, а может, и бог. На дню по два раза приходят, он с ними по-тарабарски беседует — и они убираются.
— Боюсь, что долго сдерживать он их не сможет, — озабоченно произнес Филимон. — Голод не тетка.
Под сводами пещеры вновь пронеслось громогласное:
— Ух'райтесь, грызлы! Ух'райтесь в шарм'гу!
Недовольно ворча, последние уродцы скрылись во мраке. Однако Владигора не покидало препротивное чувство, будто из темных расщелин за людьми продолжают жадно следить их маленькие злобные глазки.
Вернувшийся Чуча выглядел измученным и раздраженным.
— Что, Грызната, тяжек хлеб самовластья? — спросил Демид.
Подземельщик только рукой махнул и молча сел у костра. Владигора удивила неприкрытая колкость в словах Демида. Чуча жизнью рискует, друзей прикрывая; зачем же над ним ерничать? Похоже, Меченый столь неумно вымещает на княжеском оруженосце свою обиду на князя.
Чтобы сгладить возникшую неловкость, Владигор подсел к Чуче и громко сказал:
— Молодец, дружище, ловко ты с ними! А я уж рубиться хотел. Но последнее это дело — кровь проливать, если договориться можно.
— Не уверен, что в следующий раз они меня слушать станут, — почти Филькиными словами ответил Чуча. — Оголодали больно…
— Язык-то их откуда знаешь?
— Спроси что полегче, князь. Когда три дня назад они обступили нас в кольцевом туннеле и начали выкрикивать свою дребедень, у меня в башке будто какую заслонку сдвинули: половину сразу понял, об остальном догадался.