— Но если ты имел с Владигором мысленную связь, почему не расспросил обо всем поподробнее? — не унимался Алатыр.
— Это не было мысленной связью в нашем обычном понимании, — терпеливо объяснил Белун. — Перунов перстень нельзя было использовать в полную силу, поскольку это сейчас еще рискованней, чем в самом начале путешествия Владигора за Богатырским мечом. Злыдень уловит магический луч перстня, если продержать его дольше двух-трех мгновений, а значит, сумеет обнаружить Владигора. Мы обменялись лишь очень кратким магическим прикосновением.
— И на основании одного только прикосновения ты делаешь вывод о том, что молодой князь не сегодня-завтра раздобудет Богатырский меч? — с прежним раздражением и с какой-то язвительно-дерзкой усмешкой на тонких губах спросил Радигаст. — Мы ведь даже не знаем, где находится Ключ-Камень. Не знаем, как достать из него меч. Да и о волшебной силе этого меча нам известно только с твоих слов!.. Ты намеревался, помнится, охватить магическим кольцом Пьяную топь — и разве не для этого был созван чародейский синклит? Но сегодня мы вдруг узнаем, что ты передумал, ибо захотел более подробно изучить Мертвый город, а с его окрестностями жители Поднебесья разберутся, мол, пока без нашего вмешательства!.. Не многовато ли странностей, умолчаний и прямого вранья в твоих заумных речах? Я отказываюсь верить тебе, Белун!
Это было уже прямым оскорблением.
В мраморном зале повисла напряженная тишина. Чародеи наконец осознали, что дело не в хмельном вине и не в традиционных придирках поклонника Велеса к собрату, почитающему Перуна. Радигаст явно искал ссоры с Белуном. И даже не простой ссоры, какие уже случались среди собратьев-чародеев, а той, которая может завершиться полным разрывом.
По древним правилам чародейского синклита никто не имел права вмешиваться в спор двух собратьев, ибо подобное вмешательство было чревато расколом Общего Круга на враждующие группировки. Поэтому все молча ждали ответных слов Белуна.
Тот не спешил. Сделав глоток вина из своего кубка, будто проверяя, так ли уж крепок напиток, чтобы помутить разум собрата, он демонстративно пожал плечами, дескать, обычное легкое вино из Ладанеи, которое вряд ли опьянит даже подростка.
Радигаст, конечно же, понял сей выразительный намек. Его лицо побледнело, черные глаза злобно сверкнули из-под густых бровей. Он резко встал с кресла и сделал шаг к Белуну. Их взгляды скрестились подобно кинжалам.
Белун продолжал сидеть в своем любимом кресле — с невозмутимостью и внешним спокойствием, под которыми таилась огромная мощь прославленного мастера Белой магии. Сейчас Белун ничем не напоминал того нервного, уставшего, встревоженного и измученного неведением старца, каким он выглядел всего три дня назад. Теперь перед ними был прежний — могущественный и мудрый, не имеющий возраста и не знающий страха — величественный собрат-чародей, первый среди равных.
Взгляд Радигаста отяжелел и утратил свою остроту. В сверкающих белках глаз четко обозначились несколько лопнувших кровяных сосудиков. Однако почитатель Велеса по-прежнему не отводил злого взгляда от соперника.
В глазах Белуна, первоначально изучавших Радигаста жестко и испытующе, мелькнула легкая тень недоумения, а затем, как ни странно, понимания и даже сочувствия.
Почти не разжимая губ, он произнес:
— Ты готов совершить чудовищную ошибку, Радигаст. Мне жаль тебя… Ступай с миром.
Его тихие слова будто плетью хлестнули по лицу Радигаста. Уже не просто бледным, а изжелта-пергаментным стало оно, каким бывают лица приговоренных к смерти. Но Радигаст быстро овладел своими чувствами. Скрипнув зубами, он решительно повернулся на высоких каблуках сафьяновых сапог и твердым шагом вышел из мраморного зала. Широкие двустворчатые двери сами распахнулись перед ним и медленно затворились за его спиной.
Вспыльчивый Алатыр сразу после ухода Радигаста (не нарушая, стало быть, незыблемых традиций синклита) вскочил со своего места и гневно выкрикнул:
— Какое ты имел право изгонять собрата?!
— Замолчи, Алатырка! — оборвала его Зарема. — Никто Радигаста не прогонял, по своей воле ушел. Но хотела бы я знать, что у него на уме…
— Он тоже хотел получить ответы, но не дождался их от Белуна, — не отступал молодой чародей. — Разве нечто дурное было в этом желании?
— Дурное было в другом — в неприкрытом стремлении оскорбить собрата, — произнес Гвидор. — Зарема права: поведение Радигаста настораживает.
— А меня, — не унимался Алатыр, — настораживает поведение собрата Белуна, пропустившего вопросы Радигаста мимо ушей!
Чародеев не удивляла его запальчивость. Всем было известно, что Алатыр издавна считает Радигаста своим старшим другом, верным и мудрым советчиком. Однако и претензии к Белуну были в какой-то мере справедливы. Вот только следует ли сейчас начинать сложное, чреватое расколом разбирательство?
Белун, встав со своего кресла, неторопливо подошел к распахнутому окну, оглядел сверкающие на солнце горные пики и лишь после этого обернулся к собратьям:
— Я отвечу на ваши вопросы, как ответил бы и на вопросы, заданные Радигастом в заведомо оскорбительном тоне. Но сначала хочу попросить Алатыра подняться на балкон Аметистовой башни. Ведь именно оттуда, если не ошибаюсь, Радигаст обычно отправляется в свой замок.
— Зачем? — угрюмо спросил Алатыр.
— Если Радигаст поступил по своему обыкновению, ты легко заметишь следы распахнутого пространства, свидетельствующего о том, что наш собрат направился домой, и тебе не составит труда последовать за ним, чтобы от моего имени попросить вернуться в Белый Замок. Я искренне надеюсь, что у тебя это получится. Тогда и поговорим.
— Хорошо, — кивнул Алатыр. — Я сделаю это.
Он быстро вышел из зала. Удивленные чародеи переглянулись между собой, но решили не задавать Белуну новых вопросов, а посмотреть, что будет дальше.
Долго ждать не пришлось. Обескураженный Алатыр очень скоро вернулся и, разведя руками, сказал:
— Ничего не понимаю… Радигаст не входил в башню.
— Значит, он отправился не домой, только и всего, — пожал плечами Добран. — Он мог распахнуть пространство у главных ворот Белого Замка и перенестись в любое место Братских Княжеств. Не так ли?
— Все так, — согласился Алатыр. — Но Радигаст предупредил бы меня, если…
Он вдруг замолчал, будто язык прикусил. Видно, оба чародея сговорились о чем-то заранее, но Радигаст в последний момент поступил иначе. Это поняли все остальные, и возникла неловкая пауза.
Алатыр тем не менее не собирался давать разъяснений. Он подошел к столу из орехового дерева, на котором Белун приготовил для всех скромное — по своим привычкам — угощение, нарочито медленно налил в кубок вина и сделал несколько больших глотков: дескать, жажда замучила, пока туда-сюда бегал, а другого сказать нечего.
— Ну мало ли куда отправился Радигаст, — снимая общее напряжение, миролюбиво произнес Добран. — Потом сам расскажет. Не пора ли вернуться к вопросам, которые здесь прозвучали несколько раньше?
— Послушай, неужели тебе до сих пор не пришло в голову, что все вопросы Радигаста не играют сейчас никакой роли? — поинтересовался у него Гвидор. — Они задавались с одной целью — вызвать раскол Общего Круга.
— И все же я отвечу, — спокойно произнес Белун. — Прежде всего о Пьяной топи. Суть в том, что мне удалось проникнуть в подсознание Чучи и венедского дружинника Зенона и узнать кое-что новое о Мертвом городе. Он необычайно интересен во многих отношениях! Главное же — не Злыдень его создал. Да, Мертвый город и Треугольник возникли в Поднебесье из-за того, что Злыдень приступил к осуществлению своих планов, однако причина и следствие в данном случае не имеют прямой связи. Здесь кроется нечто совсем иное…
— Опять мудришь, — махнул рукой Алатыр. — Тебя заинтересовал Мертвый город, и ты готов ради удовлетворения своего любопытства наплевать на решение синклита.