Таргальская девчонка смотрела на супруга вопросительно, испуганно, и в то же время – с вызовом. Садиться она не спешила; и Ферхади собственную голову готов был заложить, что не почтительность тому причиной.
– Мариана, прости меня. – Извиняться первым, когда вины поровну, тяжело и обидно, и Ферхади не стал тянуть с самым для него сложным. – Я не должен был добиваться тебя так, как привык добиваться наших женщин. Я не подумал, что ты поймешь все… иначе. Я… – Слова, нужные, правильные, не раз проговоренные мысленно слова, почему-то вдруг разбежались, и Ферхади лишь повторил: – Прости.
Мариана опустила голову. Похоже, и к ней правильные слова не торопились. Наконец, явно через силу, выдавила:
– Я не хочу быть твоей женой. Мне жаль, что я не сказала этого раньше. Я… я испугалась.
Ферхади вздохнул: что ж, вот и все. Твоей она не станет, хоть из шкуры вывернись. Поздно, с чистого листа уже не начать. Выкинь из головы ее прохладную кожу под твоими ладонями, и шелк золотых волос, и так забавно краснеющие уши. Думай о другом. Думай о ее жизни – и о жизнях тех, кто тебя любит.
– В присутствии Гилы, одной из своих старших жен, я обещаю и клянусь в том, что мой брак с тобой, Мариана, не является действительным. Я обещаю и клянусь, что не прикоснусь к тебе как муж и не потребую от тебя ничего, как от жены. Я обещаю и клянусь подтвердить недействительность нашего брака в храме при свидетелях. Отныне ты гостья в моем доме.
– И я, – Мариана сглотнула, – могу уйти? Уехать?
– А вот этого, – медленно, взвешивая каждое слово, ответил Ферхад иль-Джамидер, – ты не можешь. Сядь, Мариана. Это был еще не разговор: не тот разговор, ради которого я привел тебя туда, где нас нельзя подслушать.
Мариана нащупала кресло. Почему-то ей трудно было отвести взгляд от… кого? Несостоявшегося супруга? Пленителя? Врага? Кого ты видишь во мне, северянка?
– Мариана, – Гила, умничка, подала голос. Вовремя, как всегда. – Мариана, девочка, успокойся. Придвигайся ко мне поближе; вот так. Мы с тобой теперь просто подружки будем. Если ты не хочешь оставаться гостьей у Ферхади, будешь моей гостьей. Хочешь?
– А почему?…
Мариана запнулась; Ферхади хотел было переспросить, но наткнулся на предостерегающий взгляд жены и умолк. Несколько долгих мгновений в беседке стояла тишина. Гила поглаживала ладонь Марианы; Ферхади ждал.
– Я свободна? – переспросила таргалка.
– Да, – кивнула Гила, – ты же слышала. Все по закону сказано, не сомневайся. Я дочь судьи, я знаю. – Гила улыбнулась. – Потому, верно, Ферхади и позвал меня.
– Не поэтому, – через силу усмехнулся супруг. – Потому, звездочка моя, что ты переняла мудрость и рассудительность своего отца. Они нужны мне сегодня. Да, Мариана, ты свободна. То есть ты свободная девушка и ничем со мной не связана.
– Но ты меня не отпускаешь?
– Я оставляю тебя в своем доме и не устыжусь посадить под замок, если ты не дашь сейчас обещания остаться добром и слушаться меня.
– А это тоже по закону?
Так, девчонка показала зубки, хорошо.
– Нет, это против всех законов. Ты предпочитаешь сразу получить объяснения или сначала поскандалишь?
Захлопала глазами. Буркнула:
– Говори.
Ферхади сел, сцепил пальцы в замок. Посмотрел в серые – растерянные – глаза гостьи, в карие – ободряющие – глаза жены. Вздохнул:
– За то, что я сейчас скажу, отправляют на плаху без учета прежних заслуг. Гила знает, а ты – поверь. Ни одно мое слово не должно всплыть нигде. Если ты захочешь снова поговорить об этом, пригласи меня сюда, – и пригласи так, чтобы всем ясно было: ты хочешь ласки, только ласки и никаких разговоров. Поняла?
Мариана заправила за ухо выбившуюся из косы прядь. Пожала плечами:
– Пока ничего не поняла. Кроме того, что разговор тайный. Не бойся, тайны я хранить умею.
Ладно, поверим…
– Первое: никто не должен знать, что ты мне не жена. Даже заподозрить не должен.
– Почему?
– Объясняю. Ты не думала, почему арестовали твоего рыцаря? Почему вынудили признаться?
Мариана побледнела.
– Не думала она, – ворчливо ответила Гила. – А если бы и думала, все равно бы не додумалась. Не женское это дело, политика. Ты не спрашивай, ты объясняй.
– Императору нужна война, – Ферхади невольно понизил голос. – Войне нужен повод. Если повода нет, его нужно создать. Это понятно?
– Покушения не было, – перевела теорию в события Мариана, – значит, покушение надо придумать?
– Именно.
– Так ваш император знал, что Барти?…
– Конечно.
– Сволочь, – прошипела Мариана.
– Погоди ругаться, северянка, – Ферхади вскинул ладонь, – еще не все.
– Что еще?!
– Два заговорщика лучше, чем один. Ты должна была стоять рядом с рыцарем. Какой коварный замысел, – оскалился Лев Ич-Тойвина, – сиятельный император погибает от рук прекрасной девушки, таргальской розы… нет, простите, – змеи. Такое никак нельзя спустить, даже если гнусные намерения Таргалы так и остались всего лишь намерениями.
Будь Ферхади более спокоен, не преминул бы полюбоваться ошарашенным лицом таргальской розы подольше. Но Льва Ич-Тойвина уже несло.
– Я не стану тебе говорить, чего мне стоило прикрыть тебя. Другое скажу: ты в безопасности лишь до тех пор, пока считаешься моей женой. И, разумеется, пока я сохраняю место подле сиятельного, но это уже не твоя забота. Поэтому повторяю: для всех ты моя жена. Ты ведешь себя со мной как с мужем. Ясно?
– Я… постараюсь, – кивнула Мариана. – Да, я поняла.
– Хорошо. Второе…
– Подожди… – Девушка поежилась, обхватила себя руками. – Ты… ты знаешь, что с Барти? Он… жив еще?
– Да, – медленно ответил Щит императора. – Не знаю, везение это или наоборот, но он жив. Казнь заменили каторгой. Мариана, я не хотел тебя спрашивать, но… Хотя ладно. Неважно.
Губы девушки дрожали, и вряд ли она сейчас обрадовалась бы вопросу об их с рыцарем отношениях.
– Я продолжаю? Мне еще одно нужно у тебя спросить и, может быть, еще одно сказать. Но если тебе надо успокоиться…
– Говори, – кивнула таргалка.
– Мариана, у вас правда были с собой гномьи зерна?
– Да, а что такого? – По голосу девушки можно было судить, что таскать с собой подземельное магическое оружие для нее обычное дело. Впрочем, всякое может быть.
– Кто об этом знал?
– Никто не знал… Ну, если Барти не говорил никому.
– Точно? Мариана, это важно. Очень важно.
Девушка задумалась:
– Я сестре Элиль рассказывала… кажется…
Если чутье меня не подводит, подумал Лев Ич-Тойвина, мы подошли к тому, ради чего я и затащил ее сюда.
– Кто это? Нет, не так. Мариана, давай вот что сделаем. Ты сейчас спокойно и не торопясь расскажешь все, что было с вами в Ич-Тойвине. С кем и о чем говорила ты, с кем и о чем – твой Барти. Чем подробнее, тем лучше. Сможешь?
– Попробую, – растерянно отозвалась Мариана. – Но зачем?…
– В Ич-Тойвине достаточно таргальских паломников. Почему в убийцы выбрали вас? В случайности я не верю. Или вы кому-то помешали, или именно на вас проще было повесить обвинение. Да, королевский рыцарь сам по себе заманчивая мишень, но и заставить его признать вину потруднее, чем…
– Дорогой, – зачем-то перебила супруга Гила, – вели подать чаю.
Ферхади запнулся. Жена глядела сердито.
– Да, сейчас.
Когда он вернулся, Мариана плакала, уткнувшись Гиле в плечо, а та гладила ее по голове и что-то шептала. Кивнула мужу:
– Ничего, пусть поплачет. Я бы тоже на ее месте плакала, уж поверь.
Мариана подняла голову:
– Я… я вспомнила. Я расскажу сейчас. Свет Господень, какая же я была дура!
А уж я-то какой был дурак, думал Ферхади, слушая сбивчивый рассказ девушки. Как точно все складывается: сестра Элиль, брат провозвестник, тот донос… точно подобранное обвинение и точно подобранные – как раз под нрав и мысли Марианы! – увещевания.