– Теперь ты, как честный человек, просто обязана выйти за меня замуж! – тяжело дыша объявил Григораш.
– Тебе не терпится стать королем? – поинтересовалась Жанна.
– Это может быть морганатический брак[7], – отмел это предположение рыцарь.
– Я подумаю, – после некоторого колебания согласилась королева. – В конце концов, теперь мне нечего терять.
– Никогда не говори никогда!
– Никогда не говори навсегда.
Они оба рассмеялись, и Григораш протянул Жанне свою безнадежно испорченную рубашку.
Вытирая меч, королева с интересом разглядывала его и, кажется, обнаружила кое-что любопытное.
Во всяком случае, она как-то сразу посерьезнела и спросила таким тоном, который сразу насторожил Григораша:
– Тебе интересно узнать, кого ты убил?
– Я и так знаю. Пантеру. Я его сразу узнал.
– Кто бы сомневался, – невесело усмехнулась Жанна. – Ты лучше на это посмотри.
И она показала верному рыцарю клеймо на мече.
Маленькое такое клеймо.
Слово «ЗиЛ» в овальной окантовке, но буква «и» аккуратно выщерблена, и если слегка напрячь воображение, то все вместе складывалось в слово «ЗЛО».
А на другой стороне – голова собаки в кольце из еврейских букв.
Три верхних выписаны аккуратно и изящно – точно так, как на собственном мече королевы Жанны, который выковал когда-то знаменитый мастер Берман.
А две нижних выбиты небрежно. Буква «рейш» – в два штриха, как русское «г», развернутое в другую сторону, а «комец-алеф» – в три, как латинское «N» с маленькой закорючкой внизу.
И не надо было знать еврейский алфавит, чтобы понять, какое слово обозначают все эти буквы.
А Жанна, будучи полиглотом, знала еврейский алфавит не хуже русского. И заметила, что слово это написано все-таки с ошибкой.
К первой букве «алеф» забыли прибавить закорючку, и получилось-таки «ДАБРО».
Это рассмешило Жанну. Она хохотала и не могла остановиться, а Григораш тупо разглядывал меч и напряженно шевелил извилинами.
А когда королева немного успокоилась, неуверенно сказал:
– Пантера не стал бы никому подражать.
– Вот именно, – согласилась Жанна и они задумались уже оба.
– Но он мог носить чужое оружие, – первым выдвинул версию Григораш. – Боевой трофей, например.
– Это сомнительно. Особенно если учесть, что он мне говорил.
– А что он тебе говорил?
– По-моему, он предлагал мне стать императрицей Запада. Он предлагал мне жизнь и свою любовь в обмен на коронацию некоего претендента. Догадываешься, какого?
– Примерно да. Но ты, конечно, отказалась.
– Конечно. Ведь я люблю тебя.
– Да неужели! Оказывается, надо было вытащить тебя из огня, чтобы это услышать.
– Ты не вытаскивал меня из огня. Не отвлекайся.
– Ладно, не буду. Но в таком случае у нас получается, что Пантера…
– Пантера умер. А получается у нас кое-что совсем другое.
– И что же?
– То, о чем знает в Экумене каждый младенец.
– А о чем знает каждый младенец?
– Он знает, как зовут человека, который держит в своих руках этот меч.
Она взяла меч из рук рыцаря и, сжав рукоятку в ладони, очертила им широкий круг.
А потом сказала:
– Его зовут Заратустра.
77
Когда запылал последний нефтяной колодец, из которого можно было черпать черное золото ведрами, президент Экумены Гарин не опустил руки, потому что он был из тех, кто никогда не сдается.
Он носился с идеей установки насосов и вышек, которые будут черпать нефть из глубины.
И когда взлетел на воздух нефтеперегонный цех со складом готовой продукции, Гарин тоже не пал духом и лично помогал тушить занявшиеся от взрыва деревянные дома.
Но стояла великая сушь и загорелся лес.
Пожар пришлось пережидать в озере Ильмень, в воде.
Но Гарин был уверен, что город удастся отстроить заново.
Часть города уцелела – причем та самая часть, где находилась резиденция самого президента Экумены. Для пущей безопасности она была расположена на острове в устье Волхова, и пожар до нее не дошел.
Правда, в Белом таборе одержали верх враги цивилизации, и первое, что они сделали – это закрыли путь для моторных судов и машин по Москве-реке и Можайскому тракту.
А великий князь всея Руси Олег Киевич по прозвищу Варяг перегородил для дымных исчадий адовых дорогу через Тверской перевоз.
Но к чему говорить о дороге, если не было уже и самих машин. Накрылся последний источник. От дзержинцев не было ни слуху ни духу, а из сумбурных новостей «Радио столицы» было совершенно невозможно понять, что происходит в Москве.
Ясно только, что ничего хорошего.
Но и тут Гарин не сдался.
С ним оставались еще сотни соратников.
Но однажды, возвращаясь на уцелевшем газике с месторождений, где все еще пытались заново раскопать заваленные землей колодцы, которые с таким трудом удалось погасить, Гарин увидел Тамару Крецу, бредущую по степи босиком.
Это было место, где против степного пожара пускали встречный пал, и ее ноги мягко погружались в светлую золу.
Гарин окликнул ее и предложил подвезти до города.
– До какого города? – спросила она.
Рядом была степная биостанция, где изучали распространение жизни из леса в степь, и когда Новгород сгорел, Тамара перебралась сюда. А Гарин, погруженный в свои проблемы, об этом даже не знал.
Когда-то они были любовниками, но у Тамары Евгеньевны был муж, а президент Экумены, утвердив Кодекс строителей цивилизации, старался неукоснительно ему следовать. И спал только со своей секретаршей, на которой, в полном соответствии с кодексом, намеревался жениться.
Но она взяла и ушла к дикарям.
Теперь у Гарина никого не было.
И Тамара Евгеньевна позвала его к себе. Сказала, что муж с нею не живет, завел себе хутор и двух молоденьких девчонок, но мечтает увеличить их число до четырех. И у него есть шанс.
Женщин в Экумене после всех пертурбаций стало гораздо больше, чем мужчин. И Ильменская степь в этом плане не исключение.
И уже как биолог добавила, что среди новорожденных младенцев наблюдается та же тенденция. Причем не только у людей, но и у всех животных без исключения.
Она с гордостью рассказала о своем новом открытии. Рабочие пчелы, потерявшие матку, не превращаются в трутовок, а дают полноценное потомство, что за один сезон в тысячи раз увеличивает число диких пчелиных семей.
А пчелиные семьи – это не только мед.
Это жизнь.
Планета по-прежнему заинтересована в интенсивном умножении жизни и эта тенденция продлевается и на следующие поколения.
А значит, злу никогда не победить.
Так говорит Заратустра.
Гарин отпустил шофера с машиной, и они пошли на биостанцию пешком.
Президент Экумены нес в руке транзистор, а Тамара Евгеньевна – свое платье. Она решила позагорать на ходу.
Это было вопиющее нарушение Кодекса строителей цивилизации, но о нем больше никто не вспоминал.
Солнце ласкало нагое тело красивой зрелой женщины, и она нежилась в его лучах, пока президент Экумены не утянул ее за собой в траву, чтобы показать, что ласки солнца – это не самое лучшее из того, что есть на свете.
Транзистор не работал и часы у Гарина остановились, а у Тамары их не было вообще.
Счастливые часов не наблюдают.
Однако трудно было не заметить, что солнце уже перевалило через зенит.
А значит, «Радио столицы» уже как минимум полчаса должно быть в эфире со своими новостями.
Но исправно работающий транзистор с недавно подзаряженными батарейками воспроизводил только шум атмосферных помех.
– Что за черт! – удивился Гарин.
Он еще долго пытался вертеть ручки и антенну, но это не помогло. Гарин так и не услышал далекий знакомый голос, который произнес бы привычные слова:
– Москва жива, пока мы говорим с вами.
1.09.-21.10.2001