— Тебя бы казнили здесь! — кричит с надрывом, и со всей имеющейся у неё силой бьёт кулаком по моей груди. А я и с места не двигаюсь. Не чувствую ничего кроме жгучей потребности накрывающей меня с головой: забыть обо всём, быть с ней, начать сначала, никогда не отпускать…
Никогда.
— Я должна была защитить Сэйен, — понижает голос до хрипа и в глаза мне смотрит, думая – не понимаю, всё ещё злюсь… — Ей не место за периметром. Ты же видел её глаза! Я должна была… ДОЛЖНА БЫЛА ЗАЩИТИТЬ НАШУ ДОЧЬ!
Одинокая слезинка скатывается по её щеке, и я вытираю её подушкой пальца, оставляя грязный след на бархатистой коже.
— Прости, — шепчет Джей, и её раскрытые ладони падают мне на грудь, щека прижимается к тому месту, где неистово стучит о рёбра моё сердце, а тяжёлый судорожный выдох огнём скользит по загрубевшей коже. — Чейз… — Повторяет моё имя, как заклинание, и я обнимаю её крепче. — Чейз… Чейз… Ты жив…
— Мы живы, — осторожно приподнимаю её лицо за подбородок и в глаза вглядываюсь, видя в них, как в зеркале, своё грязное, заросшее щетиной лицо. Улыбаюсь. Впервые за пять лет, искреннее, счастливо улыбаюсь, чёрт возьми! И Джей, не сдерживаясь, вопреки своему жуткому упрямству и отсутствию веры в лучшее, позволяет себе улыбнуться в ответ.
— Я больше не отпущу тебя.
— Я скучал по тебе… моя заноза.
ЧАСТЬ 3
Вал и Брей
«Король больше не одинок»
— Милая, иди сюда, не отходи далеко. Где Эйден?
— Со мной. Что случилось? Почему нас всех здесь собрали?
Мужчина подхватывает на руки заспанного, исхудавшего до костей мальчугана и ласково треплет по волосам, после того, как тот роняет голову на отцовское плечо и в дрёме закрывает глаза. Сон – одно из лучших лекарств от болезный, что со времён Конца света стали страшнее чумы: холод, голод, обезвоживание и даже простуда. Когда желудок сводит от спазмов, когда тело настолько высушено, что даже слёз не осталось, когда рискуешь потерять рассудок от холода… проще уснуть, проще забыться, проще не бороться. Никто не поможет, никто не поделится с тобой коркой хлеба, никто не накроет драным одеялом. Всё, что у тебя есть – жалкая надежда.
— Общий сбор, — шепчет мужчина на ухо жене, прижимая к себе и её. — Галлу что-то задумал, уверен. Как Эйден?
— Плохо, — женщина с болью в глазах смотрит на сына и поджимает пересушенные губы, чтобы вновь не расплакаться. — Очень плохо. Я не знаю, что делать. У него лихорадка… он… он даже не узнал меня, Перри! Наш сын не узнал меня! В бункере он был в порядке. Не надо было…
— Наш сын два месяца назад впервые увидел солнечный свет, Таша.
— То есть, ты хочешь сказать, что это вполне нормально, что он заболел?!
— Это нормально… Боже… То есть, это вполне логично.
— Да как ты можешь…
— Таша! Успокойся, прошу! Ты прекрасно знаешь, как я люблю Эйдена! — Мужчина и сам готов разрыдаться, но этим он сыну не поможет. Эйдену помогут лекарства и пресная вода, а всё что у них есть это грёбаная надежда, которую когда-то вселил в их сердца Галлу. Но Галлу не виноват в том, что случилось с миром, а Перри не глуп, чтобы этого не понимать. И от этого ещё хуже! Когда обвинить некого, когда в горло вцепиться некому и призвать к ответу, когда бессилие колючим жгутом затягивается на шее, а всё, что он может это предавать земле тех, кто так и не нашёл заветной обители и смотреть на то, как его сын и жена увядают на глазах.
— Жители бункера! Нет – бывшие жители бункера! Друзья мои, товарищи, братья и сёстры, — худой, сутулый мужчина лет пятидесяти, что взял на себя тяжкое бремя предводителя этой небольшой общины выживших, разводит руками, будто пытаясь обнять всех до единого и печально вздыхает. — Двадцать три года прошло с тех пор как привычного нам мира не стало. Двадцать три года прошло с тех пор, как цивилизация канула в лету, оставив кровавый след на душе каждого из тех, кто помнит. Из тех, кто был там, кто видел всё собственными глазами. Многие из нас пали, многие превратились в монстров, многие сами себя в них превратили… Да что уж там, возможно, мы - те, кто успел сбежать в бункер и не утратить человечность, - теперь единственные уцелевшие представители нашего рода! Друзья! Два месяца прошло с тех пор, как мы покинули наше убежище… два месяца скитаний по мёртвой, выжженной солнцем земле в поисках пищи, воды, цивилизации, нового дома и…
— Не нравится мне всё это, — шепчет мужчина на ухо жене.