По приказу Крейона мертвых не хоронили, а сжигали. Когда выносили Вейю, тетушка Йела не голосила, не плакала, только стонала так, что Эрлис стало жутко.
Недобрые предчувствия оправдались: через несколько дней заболели один за другим все три сына Йелы, а потом и она сама. Эрлис продержалась дольше всех. Она почти совсем не спала и утратила счет времени, разрываясь между четырьмя больными, у которых не было сил даже голову поднять. Крейон не приходил. Искал лекарство или слег сам? Последнее было намного вероятнее, но девочка не хотела в это верить. Она сопротивлялась недугу как только могла, пока не поняла. Что ее помощь уже не требуется ни тетушке Йеле, ни Йелиным сыновьям.
В короткие минуты просветления Эрлис видела возле себя Крейона, но она так много думала о нем и так ждала его, что не могла понять, сон это или явь.
И когда девочка впервые надолго пришла в себя, когда убедилась, что Крейон и вправду возле нее, то спросила, еле шевеля сухими потресканными губами:
- Ты... лекарство нашел?
- Нашел, - ответил он.
Чудодейственное средство оказалось на удивление простым. Отвар ирубеи, растения, считавшегося сорняком, намного облегчал ход болезни. Ирубея росла повсюду, достаточно было руку протянуть, чтобы нарвать целую охапку. Как только узнали о ее целебных свойствах, смерть начала отступать. Но ни семье тетушки Йелы, ни матери самого Крейона это зелье было уже ни к чему.
Молодость брала свое, и силы быстро возвращались к Эрлис. Как только она немного окрепла, то с радостью взяла на себя часть домашней работы. Чем только могла, девушка старалась отблагодарить Крейона за его заботу. Все в доме блестело чистотой. Крейон был равнодушен к изысканным блюдам, зато все, что он ел, было самым свежим, самым лучшим из того, что можно купить на рынке. Уроки тетушки Йелы не прошли даром.
Текли дни. Эрлис была уже совершенно здорова и каждый день ожидала, когда же ее выгонят из этого рая. Конечно, она теперь все умеет делать и нигде не пропадет, а все же...
И вот однажды утром Крейон пригласил ее зайти в комнату, в которой она еще ни разу не была. Ей не разрешалось даже убирать там. Эта комната с покрытыми голубой краской стенами вызывала у девушки почтительный страх: именно тая Крейон готовил лекарства и проводил опыты. Эрлис застыла на пороге, удивленно разглядывая длинные полки со странной посудой, непонятные приспособления, высокие и низкие столы, тоже выкрашенные в голубой цвет...
- Я долго к тебе присматривался, девочка, - сказал Крейон. - Теперь я знаю: у тебя ловкие руки и быстрый ум. Одному мне трудно: нужен еще кто-то, кто помогал бы и в доме, и тут, - он обвел взглядом голубые стены. - Если хочешь, оставайся. Я постараюсь научить тебя тому, что знаю сам. Эти знания всегда тебе пригодятся, и, может, со временем ты тоже сможешь лечить других. Но предупреждаю; будет нелегко.
Голос Крейона звучал серьезно, даже чуть торжественно... Такого Эрлис не ожидала. Жить в этом доме, помогать Крейону, учиться у него!..
- Я согласна! - выпалила она не раздумывая.
- Не торопись с ответом, Эрлис.
- Остаюсь у тебя! Вот и все.
Вначале Эрлис заходила в голубую комнату, как ,в волшебный дворец. Все казалось ей загадочным и непонятным. Когда Крейон сливал в высоком узком сосуде две прозрачные жидкости и они вдруг становились молочно-белого или же ярко-красного цвета, она чувствовала, как внутри у нее все замирает.
Но с каждым днем неизвестного становились все меньше и меньше. Эрлис могла уже сама приготовить и развесить на порции некоторые простые лекарства. Вот когда пригодилось ей умение писать и считать! Не все давалось одинаково легко, но теперь она стала настойчивой и упорной. И как же благодарна была она за все покойной тетушке Йеле...
Эрлис знала уже названия и свойства многих растений в Гресторе и вокруг него. Только теперь поняла она, почему Крейону удалось довольно быстро найти лекарство от черной лихорадки: он искал не наугад, он знал, что именно ему нужно! На мысль использовать ирубею его натолкнуло то, что в селах ее листьями кормили при некоторых болезнях скот. Сперва он начал пить отвар сам, а когда убедился, что лекарство помогает, стал давать его другим.
Везде, где раньше Эрлис видела чудо, был только бесконечный труд Крейона, труд его мысли и его рук.
Он недаром предупреждал ее о трудностях. Девушка училась перевязывать раны, ходить за тяжелобольными. Она видела мужество и выдержку Крейона даже в самых сложных ситуациях, прониклась к нему еще большим уважением и старалась во всем ему подражать.
Теперь Эрлис и впрямь готова была поверить, что она счастливица!
Но и на этот раз счастье ее длилось недолго. К власти пришел новый правитель, Сутар, и настали иные времена.
III
"Эх, Витка ты моя, - вспомнились вдруг мамины слова, - и в кого ты только такая удалась? Куда ни пойдешь, за тобою золотые вербы растут. Непременно куда-нибудь встрянешь..."
И вправду, вот это уж точно - встряла! Или, может, влипла? Тоже выразительно звучит. Знала бы мама... Непременно сказала бы, что такое только с ее Виткой и могло случиться. Ну ладно, что теперь делать-то? Как из этой очень странной истории теперь выбираться? И Вита решила в конце концов во всем положиться на чернобородого. Уж если кто и может ей помочь, так только он один.
Они долго брели в лабиринте узких коридоров, куда-то сворачивали, карабкались вверх, иногда чуть ли не ползли; песок осыпался им на головы, лез в глаза, скрипел на зубах. Часть пути пройти пришлось по щиколотки в воде. Чернобородый взял Виту за руку, но она все равно поскользнулась и сильно ушибла ногу о камни на дне. Вновь начался крутой подъем. Отдохнуть бы хоть минутку! Но ее спаситель не останавливался. Наконец он убавил шаг и погасил об землю факел - впереди пробивался свет.
Выход из подземелья прятался среди колючих кустов. Чернобородый придерживал ветки, чтобы те не хлестали ее по лицу. Они пробрались сквозь заросли и очутились на задворках покинутого полуразрушенного дома.
Незнакомец внимательно оглядел Виту с головы до пят, затем отряхнул пыль и грязь с ее плаща и накинул его на нее так, чтобы прикрыть лицо; жестами дал понять, что сандалии придется снять. Девушка видела: он спешит, беспокоится, а потому быстренько расстегнула пряжки, кое-как сбила землю с подошв, запихнула обувь в свою небольшую, но вместительную сумку и снова забросила ее на плечо под плащ.
Они обошли развалины и оказались на улице, по обеим сторонам которой стояли довольно высокие - в три и четыре этажа - дома, выкрашенные в яркие цвета: синий, зеленый, красный... Какой пестрый поселок, подумала Вита. Только почему же людей не видно?
Босые ноги ступали по утоптанной, гладкой земле. Ни цветов, ни деревьев, только жухлая трава возле стен домов. Ставни прикрыты. И тишина, мертвая тишина.
Взгляд Виты упал на толстый столб, окованный обручами из золотистого металла. Большой круг висел на нем чуть выше человеческого роста. Она невольно вздрогнула, когда подошла поближе: уродливая маска - лицо демона, воплощение слепой ярости, смотрело на нее. Такой, должно быть, представлялась древним голова Медузы Горгоны, чей взгляд обращал все живое в камень.
Неожиданно сверху донесся ровный гул, и лицо Витиного спутника застыло. Он сделал резкое, досадливое движение рукой: не успели!
Гул нарастал. Двери домов, как по команде, открылись, и множество людей в синих, зеленых, красных, фиолетовых, коричневых плащах высыпало из них. Вита, в чужом плаще и босиком, не выделялась в этой толпе. Она повернула голову в ту сторону, куда смотрели все, и заметила, как вдалеке над крышами плывет что-то блестящее, похожее на большую лодку, точнее ладью с круто выгнутыми вверх носом и кормой.