Теперь, когда опасения перед трудностями рассеялись, Моарк'х начинает подгонять животных и даже подпевает, ускоряя ритм движения волов. Он знает, как их сделать послушными — короткий посвист и мелодичные окрики. Его глаза не отрываются от воловьих ног, переступающих по земле, покрытой тростником и цепкими травами. Двигаясь вслед за животными, хозяин Лану размышляет о глупости покойного тестя и других крестьян, которые не осмеливались взрыхлить плугом эти опасные земли. А все потому, что на посиделках только и говорят что о проклятии, лежащем на болоте и его берегах. Тысячи и тысячи глупостей… слишком много для корыта с водой и грязью. От улыбки углубляются ранние морщины на костистом квадратном лице кельта с тщательно подстриженной полоской черных усиков. Но мало-помалу в груди Моарк'ха нарастает страх. Хозяин пытается отогнать мысли, которые невольно лезут в голову. Он снимает кепку, давно потерявшую форму от дождей и грязи. Кожа на облысевшем черепе сверкает белизной, словно уложена поверх обветренного лица. И от этого голова Моарк'ха походит на яблоко с очищенной верхушкой. Он быстрым движением проводит по черепу и тут же нахлобучивает кепку на голову. Ведя одну борозду за другой, Моарк'х думает о том, что многие поколения сознательно теряли и доброе зерно, и горы отличной соломы. Все это уже безвозвратно потеряно. Чтобы отогнать сожаления и сбросить напряжение, он поводит плечами.
На Моарк'ха словно обрушивается новая тяжесть — вязкая обволакивающая ночь. Туман густеет, укрывая болото мохнатой шапкой. Бретонец вдруг ощущает усталость от выполненной работы. Ему кажется, что верхняя часть его тела проделывает свою собственную борозду в тумане, а он сам заглатывает туман широко открытым ртом. На языке ощущается вкус железа и опавшей листвы, словно пропитанной ядовитыми соками. Моарк'х начинает судорожно вдыхать воздух. Какая-то зловещая сила угнетает его. Он чувствует, что остался наедине с тайной, над которой только что смеялся. Ему вдруг хочется побыстрее закончить все и вернуться на ферму. Но каждая следующая борозда требует новой, как опорожненный стакан требует новой порции вина. Моарк'х еще крепче вцепляется в деревянные ручки плуга. Тишина сгустилась настолько, что он не решается нарушить ее криками, опасаясь внезапного и опасного эха. Упряжка движется меж двух призрачно-бледных стен, которые послушно расступаются перед ней.
Теперь Моарк'ху нет нужды утверждать, что легенда — всего-навсего легенда, выдумка — всего лишь выдумка и ничего более, ничего… Он открывает рот, чтобы рассмеяться. Но вновь ощущает вкус тумана. И вдруг невольно соглашается, что болото и эти ленивые воды обладают неведомым могуществом. Ему видятся призраки жертв болота, существ из плоти и костей, которых поглотила бездна безмятежной на вид Мальну. Проглотила разом, ни больше, ни меньше… как с адским аппетитом. Он пытается разглядеть границу высоких тростников, предохраняющих его от опасности. Но уже ничего не видит. Моарк'х ощущает, как тоскливая муть проникает в его существо, как проникает сквозь одежду этот неощутимый туман. Наконец хозяин Лану решает остановиться. Он уже и так много сделал, но плуг вдруг глубоко уходит в землю.
Словно чья-то сильная рука ухватилась за лемех. Моарк'х отпускает ручки и отпрыгивает в сторону — инстинкт гонит его прочь от болота. Бретонец вскрикивает от внезапного страха, замирает в напряжении. Мышцы его непроизвольно дрожат. Из каждой поры сочится пот. Моарк'х берет себя в руки и подходит к животным. Они не провалились в землю, а спокойно ждут. Крестьянину нужен контакт с живыми существами. Он громко заговаривает с ними, трогает разгоряченные крупы. Склоняется над плугом. Пытается сдвинуть его. От рывков руки и ноги пронизывает боль. Моарк'х толкает плуг с удвоенной силой, забывшись от гнева. Усилия отгоняют тоску. Лемех словно вмерз в лед.