Раскачивая плуг, бретонец слышит скрип и понимает, что лемех наткнулся на большой камень. Из глотки Моарк'ха вырывается злой и громкий смех, больше похожий на натужные приступы кашля, рвущие туман в клочья. Наклоняя плуг в одну и другую сторону, хозяин Лану пытается высвободить лемех. Но тот засел так крепко, что Моарк'ха охватывает ярость. Он ругается, забыв о всех опасениях, проклиная задержку, с силой бьет по упряжке. Удивленные волы рывком сдвигаются с места. Лемех скребет по камню, затем преодолевает препятствие. Моарк'х давит изо всех сил. Плут выскакивает из земли и опрокидывается набок. Обезумевшие от страха животные галопом тащат его вперед к болоту.
Из тумана выступает стена тростника. Упряжка летит прямо на нее. Животные вязнут в плывуне. Бретонец невольно крестится. Но бег животных замедлился из-за хлюпающей, как пропитанная водой губка, гнилой земли. Волы останавливаются и пытаются выбраться из грязи, в ко- торой вязнут их ноги. Несколькими быстрыми движениями Моарк'х распрягает животных, понуждая их к сопротивлению. Ибо волы уже покорились судьбе. Бретонец подходит вплотную к животным, чувствуя, как зыбкая земля вцепляется в лодыжки. Он со злостью колотит волов, и те наконец высвобождают передние ноги. Ему с трудом удается вывести их на твердую почву, туда, где она скреплена корнями травы. Продолжая ругаться, Моарк'х позволяет себе расслабиться и глубоко вздыхает. Пытаясь сдержать злость, он нежно гладит волов по влажным дрожащим загривкам. И все же движения его резковаты. Тьма сгущается вокруг белой шерсти животных. Бретонец возвращается к плугу и с трудом выволакивает его из грязи. Потом опускает у наполовину сделанной борозды. И вдруг замечает круглый ком земли, лежащий на краю ямы, которая образовалась, когда лезвие выскочило из земли. Моарк'х подходит ближе, ощущая, как его охватывает ярость. Он пытается пяткой раздавить этот бросающий ему вызов ком земли. Но каблук тяжелого сапога издает резкий звук. «Проклятый каменюка», — срывается с уст бретонца. Он наклоняется, поднимает камень, чтобы счистить налипшую землю. Тот так тяжел, что Моарк'х прижимает его к животу. В нижней части камня белеет излом от удара плуга. Крестьянин стонет от тяжести — камень подобен куску железа, притягиваемому спрятанным в земле магнитом. Добредя до дороги, Моарк'х бросает груз на землю, чувствуя злость из-за своих страхов. Камень катится по земле, местами освобождаясь от панциря из глины и песка. И высвечивается изъеденное временем лицо.
Ужин начинается в привычном молчании, которое позволяет мышцам чуть-чуть отдохнуть. Две керосиновые лампы стоят по краям крепкого вощеного дубового стола, отполированного долгими годами ерзанья по нему рук и локтей, скольжения донышек мисок. Ладони при каждом касании словно ощущают тепло ушедшего времени. От очага накатывают волны жара, неся с собой резковатый запах кислого молока. Моарк'х с удовольствием принюхивается к нему. Он сидит на табурете в торце стола. Его жена Анриетта расположилась справа от мужа на краю длинной скамьи с коротенькими ножками, отполированной, как и стол, но только штанами и юбками. Рядом с ней сидит Антуан, первый слуга. Здоровенный парень двадцати пяти лет с широкими, как у пугала, плечами. Уроженец Берри, с рыжей курчавой гривой, веснушчатой кожей и хитрыми сверкающими глазки. Парень, скорый на жесты и слова, но именно такой парень нужен на ферме, где работы всегда невпроворот.
Напротив Анриетты и Антуана находится почти всегда пустующее место Галиотт, служанки покойного хозяина Лану. Добрая, до срока постаревшая женщина, иссохшая так, словно уже лежит в гробу, она походит на женщин, которых можно часто встретить в городах сидящими у фонтана или на камне у двери дома в кружевных чепцах и скромных черных платьях с белыми, тщательно отутюженными воротниками. И при этом у нее быстрые, размеренные и никогда не лишние движения. Кроме того, она чтит привычки и традиции столь же сильно, сколь и религиозные обычаи. Галиотт является частью фермы — ее держат, как держат семейную мебель, вышедшую из моды, но необходимую. В другом торце стола в одиночестве и на самом неудобном месте у двери, откуда доносится дыхание улицы, сидит Люка, юный пастушок. Ленивый парнишка, столь же ловкий в еде, сколь неуклюжий со скотом. Его буквально надо подгонять дубинкой. Люка тринадцать лет, но свежий воздух так закалил его, что он выглядит на все шестнадцать.
Просеменив от стола к дымящемуся на огне котлу, Галиотт наполняет миски одну за другой. Анриетта встает, чтобы помочь, но каждый раз по привычке служанка просит не мешать ей. Быстрая и ловкая, она наполняет миску до краев и ставит на стол. От супа поднимается запах сала, пропитавшего капусту и репу. Каждый с наслаждением принюхивается к этому солоноватому аромату.