Девушка пристально смотрит на Люка. Ему ясно, что она не осмеливается сказать. Наконец Жанна набирается решимости. Люка видит в ее зрачках пламя, которое разгорается по мере ее рассказа.
— Не знаю… Это было сильнее меня, все началось позавчера, я вспомнила, что Галиотт и мать всегда крестятся, проходя мимо… А потом, этот бродяга, который принялся поучать меня, как только появился, словно всегда знал меня.
— Что ты хочешь сказать?
— Увидев, что я не собираюсь помогать остальным, он сказал мне: «Малышка, тебе следует помочь нам, а не бегать по запретным местам. Это сослужит тебе дурную службу… Не ходи туда, куда собираешься, не ходи… иначе будешь наказана».
— А ты куда собиралась?
— Сюда… Но я не люблю, когда мною командуют; он даже пытался остановить меня, схватив за руку. Мне это тоже не нравится. «Не ходи туда, иначе будешь наказана», — повторил он… А пока если кто и наказан, так это он…
Люка подхватывает смех Жанны.
— Ну ты и сочиняешь. Во всяком случае, он не сказал тебе ничего дурного, просто хотел немного попугать тебя. Принял за трусиху.
— Может быть, но это не помешало мне прийти сюда, а потом, я не могла иначе, меня тянула какая-то сила…
Жанна повернулась к кустарнику.
— И я чувствую силу, когда касаюсь этих камней… Вот и сейчас!.
Она замерла. Вдали раздался хруст сушняка. Жанна и Люка привстали на цыпочки. И тут же увидели Блеза. Он шел в их направлении по другую сторону кустарника и походил на браконьера. Блез шел, опустив голову и изредка поддавая ногой кусты. Жанна толкнула Люка, заставив его броситься в сторону ближайшей рощи.
— Быстрее, давай спрячемся, — подгоняла она слугу.
Как здорово, что можно застать Блеза врасплох. Жанна и Люка пересекают рощицу, где березки теснятся, как на церковной процессии. Тишину нарушает лишь шорох листьев. Добравшись до опушки старого леса Крул, они падают в папоротники, иссушенные горячим дыханием равнины. Переводят дыхание. Жанна улыбается, и на ее щеках появляются ямочки. Люка побледнел от злости. Что здесь делает третий лишний? Они лежат, принюхиваясь к лесным ароматам. Блеза не видно. Он уже ушел. Девушка выглядит расстроенной. Люка довольно усмехается. Вдруг он одним прыжком вскакивает на ноги, словно его укусили. Тянет за собой Жанну. Потом до боли крепко сжимает ее в объятиях. Жанна вскрикивает.
— Оставь меня… С ума сошел…
Люка во власти необъяснимого страха. И едва может говорить.
— Меченая, я вспомнил… Надо оставить эти куски камня там, где мы нашли их. Берегись, на них лежит проклятие… Я знаю… Пошли скорее отсюда…
Жанна пытается вырваться из сжимающих ее рук. Люка наконец отпускает ее и продолжает говорить, сопровождая свои слова отчаянными жестами. Вены у него на висках набухли. Кровь бьет в голову, заставляя вспоминать и говорить.
— Пошли, нас подстерегают всякие несчастья… Эти камни были выброшены сразу после твоего рождения. Галиотт взяла с меня клятву, что я больше не буду думать об этой каменной голове, которая накликает беду… Пошли… надо уходить, с нами может случиться самое худшее, если мы останемся здесь!..
Жанна отталкивает слугу, ударив кулаками в грудь.
— Трус и пустомеля, — презрительно заявляет она.
Люка не осмеливается произнести ни слова. Хотя знает, что эти куски являются частью головы статуи. То, что он вспоминает, вызывает дрожь во всем его теле — эти страхи обитают во всех, кто живет в Лану, но для него еще остается тайной странный конец Мо-арк'ха, покойного владельца Лану. В то время Люка был совсем мал и никогда не узнал в подробностях, сколько зла принесла эта голова. Такие вещи детям не рассказывают. Чтобы узнать эту историю, надо стереть шестнадцать лет забвения. И вернуться в туманные сумерки осени 1896 года…
II
Сумерки медленно смыкаются над полем. Все зябче становится ноябрьский туман, который источают небо и земля. Моарк'х крепко вцепился в ручки плуга. Изредка хозяин Лану выпрямляется, чтобы хоть немного сбросить усталость от тяжкого труда. У Моарк'ха ломит поясницу, словно на спине неудобно лежит мешок муки. Ноги его с трудом одолевают неровности почвы матери-земли, вывороченной лезвием плуга. Каждый раз, когда упряжка отклоняется в сторону, Моарк'х нетерпеливо осыпает руганью волов и наступающую ночь. Дойдя до конца борозды, он взглядом оценивает, сколько еще надо пройти, чтобы обработать столь неудобно расположенную целину, поле, притулившееся на склоне между лесом и болотом. Хозяин Лану спешит закончить начатую на заре работу. Он мог бы завершить ее там, где кончается плотная земля, и считать себя счастливым. Счастливым оттого, что вновь овладел этим кусочком вчера еще бесплодной почвы, отвоеванной у леса Крул, корни деревьев которого уже века пронизывают землю. Но Моарк'ху хочется большего. Можно завладеть еще двадцатью бороздами целины у Мальну с застоявшейся водой, отвоевав ее у пруда, затерянного среди тростника и сочных трав. Двадцать борозд, из-за которых он готов на любые жертвы. Моарк'х мысленно видит, как раскачиваются золотистые стебли, держащие колосья с налившимся зерном. Ему не хочется терять ни пяди земли, хозяин Лану забывает об опасности так же, как его глаза забывают о наступающей тьме. Он разворачивает покорную упряжку совсем рядом с болотом. Волы не проваливаются в землю, хотя здесь, похоже, очень вязко. Плуг пошел легче. Сталь бесшумно переворачивает слежавшуюся землю. От нее исходит сильный запах глины.