Мир за секунду круто переворачивается.
Огненная жидкость нещадно жжет горло, и первое желание — сплюнуть, откашляться, залить в себя холодной воды или затолкать льда. Но стоит Сигюн оторваться, из губ вырывается довольный мурчащий стон.
Это. Было. Просто. Великолепно. Как будто в нее опрокинули жидкий секс. Даже пальчики на ногах поджимаются.
Все перед глазами кружится, и Сигюн крепко зажмуривается. Звуки разом стихают. И взрываются диким воем. Ощущения становятся ярче, тело — чувствительнее.
Шепот на ухо: «Хорошая девочка», — доводит до исступления.
Сигюн раскрывает глаза и впервые за последние пару минут глубоко вдыхает, втягивая терпкий аромат ртом. Все становится таким размеренным… Ей оглушительно хорошо. Здесь, на этой вечеринке, в темноте, со странным алкоголем внутри и странным «Джеком Скеллингтоном» рядом. Его губами на шее и… Неожиданно устанавливается какая-то ужасающая дикая уверенность. Сигюн со смехом уворачивается от настырных губ и играючи проводит ноготками по руке, нагло забравшейся под платье.
— Ты так и не сказал мне своего «имени».
Он удивленно вздергивает бровь — то место, где по идее должна быть бровь — со смешком.
— Неужели?
— Я Сигюн, — ее голос настойчив, в нем читается вызов.
И это заставляет глаза напротив нехорошо вспыхнуть, а «мертвый оскал» рассечь лицо довольной ухмылкой.
Видели ли вы, как ухмыляется Смерть? Совершенно дикое выражение. И. От того. Невероятно. Сексуальное.
— Ты можешь звать меня «Локи».
Последнее, что более-менее трезвым умом помнит Сигюн — звук каблуков о каменные ступеньки, вид на внутренний зал со второго этажа и ворчливый выкрик у барной стойки:
— Твою мать! Какого перца намешали в эту парашу?!
Все превращается в непрекращающийся экстаз: флирт, смех, абсолютно пошлые шутки, заигрывания, непристойные прикосновения, выпивка, поцелуи, секс, больше выпивки… И так снова и снова по порочному кругу.
Сигюн слышит свой смех на периферии сознания, свой совершенно несдержанный стон. Жестче. Провокационнее. Горячее. Быстрее. Больше. Она выгибается дугой, елозя ногами и сгребая ногтями простыни. Тело буквально пылает, трясясь в мелкой дрожи, глаза закатываются. И с видением «мертвой» ухмылки Сигюн просыпается.
Тупо таращится в потолок с тяжелым дыханием и жутким огнем между ног. За окном льется бодрая мелодия джаза — совершенно привычное явление для Нового Орлеана. Но не для отдаленных от центра апартаментов Сигюн. Она хмурится и резко садится. Тут же отчаянно пожелав себе сдохнуть. Почти хныча, хватается за, кажется, расколовшуюся надвое голову.
Сколько же она выпила с ним?!
Сигюн проводит языком по высохшим напрочь губам, чувствуя во рту поистине мерзотную смесь табака, алкоголя и… перца?! Ладно… куда важнее, что она абсолютно голая в чужой постели, а все вокруг — незнакомое. Совершенно. Сигюн не имеет абсолютно никакого представления, где она. Брови сходятся на переносице. Надо отсюда валить.
Валить, к сожалению, оказывается не так просто. Передвигаться, элементарно ходить тяжело — сколько раз они это сделали?.. Она глубоко надеется, что Локи хотя бы использовал презервативы… Но куда более насущный вопрос: это что, шутка?.. Этот скелет решил сделать из ее платья трофей?! Обычно парням для этого достаточно трусиков…
Сигюн остервенело расчесывает рыже-красные свалявшиеся в паклю волосы, когда Джейн — ее слегка странная спасительница на это утро, отпоившая травяным настоем, что снял все похмелье, и одолжившая одежду — неожиданно мертвой хваткой цепляется за предплечье. Сигюн вздрагивает, инстинктивно опуская взгляд вниз. И изо рта вылетает опешившее:
— Что за..?
Черный крест на плече, которого еще вчера не было. Она выдергивает руку, трет кулаком рисунок. И. Ни. Черта.
Джейн бурчит под нос удивленно-напуганное:
— Он не должен был быть здесь… — и на немой вопрос отвечает: — Он отметил тебя.
— Кто «он»? Ты о чем?.. — Сигюн выворачивает вентиль горячей воды, смачивает руку, выдавливает на ладонь жидкое мыло. И — нет… Глубоко внутри поселяется раздражение. — Как это смыть теперь?!
Джейн флегматично пожимает плечами.
— Никак.
Сигюн замирает. Резко вскидывает взгляд на предельно-серьезную новую знакомую. Брови нахмурены, длинные черные ногти нервно отстукивают такт по рукаву свободного миди-платья. Длинная золотая серьга звенит, касаясь бус у плеча, стоит голове дернуться.
Это отрезвляет. Сигюн закипает:
— В смысле «никак»? Это же не тату. Она за ночь не заживает!
— Это метка лоа, — с какой-то ироничной насмешкой бросает Джейн. — И только тот лоа, который поставил метку, может ее снять. Ты ничего не знаешь об этом, правда?
У Сигюн внезапно сформировывается мысль, что не давала покоя, стоило девушкам встретиться. Это количество украшений, этот цветастый тюрбан…
Джейн — жрица вуду.
***
Сигюн зла. Зла совершенно до невозможности. Ей навешали на уши какой-то лапши, пытаясь втянуть в какую-то секту. Просто замечательно. Превосходно. Ах, да! Вишенка на торте — с их «богом» она, кажется, переспала.
Великолепно!
Сигюн с рыком швыряет бесполезную губку в раковину. Спирт, ацетон, бензин, скипидар, масло — все, варианты из интернета закончились. А чертов крест с предплечья так и не вывелся. Только кожа покраснела и вспучилась.
И что прикажете делать теперь?..
Сигюн прикусывает губу. У нее есть вариант, с опасением предложенный Джейн. Но снова встречаться с Локи совершенно не хочется. И нет, не из-за того, что он «лоа». Сигюн по-настоящему страшно. Возвращаясь к отрывкам вчерашней ночи… Она абсолютно потеряла голову. На нее как будто наложили гипноз. Полная отрешенность от мира, полная ведомость. Полное отсутствие контроля. Ей понравилось.
А хуже всего — сны. В которых Локи не отпускает, вынуждая просыпаться влажной от пота. Тело до сих пор фантомно ощущает собственнические прикосновения «костлявых» рук. Каждый гребаный миллиметр. Эти проклятые черные губы, складывающиеся в сражающую наповал мертвую улыбку.
Сигюн хмурится. Сколько раз они целовались? Ее помада на губах оказалась съедена в первые же минуты. Его раскрас остался нетронут совсем. Локи вообще был весь в гриме. С головы до…
Так не пойдет! В конце концов она «девушка пробивная». «Лоа? Духи вуду? — Сигюн мысленно язвит: — Ну конечно же, да».
***
Ровно в 20:00 она у города мертвых. Центр Даунтауна. Кладбище Сен-Луи.
И… господи боже, зачем она сюда сунулась?
Сигюн никогда не видела на кладбище столько народа. Столько празднующего народа. Это точно второй Хэллоуин, праздник мертвых, который никак не может закончиться.
Это по факту — День Мертвых.
Сигюн несмело ступает на священную землю, следуя по каменным тропинкам вглубь. Между выстроенных в ряд склепов и пугающих статуй, вглубь. К звукам барабанов и топота ног, к звукам выкриков и смеха. Она останавливается поодаль, с опаской поглядывая на ряженую толпу вокруг могилы Мари Лаво — королевы вуду Нового Орлеана. Почти все мужчины — аки вчерашний «Локи», «Джеки Скеллингтоны», «живые мертвецы». Почти все девушки — разукрашенные «Катрины». Во вчерашнем костюме Сигюн сошла бы здесь за свою — сегодня, в черных джинсах, ботинках и косухе, она — бельмо на глазу.