— А почему ты здесь? — спросил юноша чуть погодя. — Тебе ж армию нужно усмирять.
— Пока дезертиров можно списать в расход. Помаются без припасов, денег, вестей из дому и, глядишь, поумнеют. Но в чем-то ты прав. Отсиживаться здесь я не могу. Рано или поздно Нерода повернет на восток. Наверное, когда победит графа Кунео — на волне упоения победой.
— Но это объясняет лишь, почему ты не там, а не то, почему ты здесь.
— Может, на то воля Хучайна? Думаю, Великие захотели сделать нас союзниками.
Странно, Готфрид почти не удивился. Может быть, так и есть. Но перед глазами тут же встал Касалиф. Зверства там чинили тоалы, однако приказы отдавал миньяк!
— Я понимаю, — сказал Алер. — Наше перемирие кажется смешным. Мы враги. Я уничтожил все, что тебе дорого, переманил сестру и обрек ее на смерть. Ты же, убив Анье, растоптал легенду о моей непобедимости. Мой трон пошатнулся. Теперь память о поражении при Катише можно стереть лишь вместе со всей Вентимильей. Именно ты украл у меня шанс завладеть всеми четырьмя Силами, пока те не пробудились окончательно. Сейчас со мной Хучайн, Бачеста и Улалия, и если б не злое невезенье, рядом была бы и Зухра. Воистину все людские потуги на величие и власть — тщета. Подумай, Меченосец, какое из двух зол выбрать.
Карты раскрыты, альтернатива ясна: или объединиться против темной колдуньи со старым врагом, или идти на Невенку Нероду одному. Скверный, опасный выбор — как и все с тех времен, когда превратился в воина. О этот безумный мир — ворох серого! Ни черного, ни белого, ни добра, ни зла — кругом полуправда, полусовесть.
— Ты убедил рассудок, но не сердце, — сказал Готфрид.
— Я знаю, меня мучат те же противоречия. Но пусть разум хоть на время возьмет верх над чувствами.
Готфрид вдруг узнал узор камня на стене.
— Возвращаемся наверх?
Алер кивнул.
— Если мы теперь союзники, нужно торопиться. Тоал, что поджидает нас, сразу все поймет и на месте сидеть не останется. Лучше нам быть рядом, чтобы остановить его.
Миньяк, хотя и безжалостен, все же человек. Нерода — лютая нежить, тварь, вставшая из могилы, чтобы мучить живых. Выбор очевиден. С другой стороны, даже если Алер не лжет, вдруг их союз — попросту хитрый маневр?
— Почему я должен верить тебе?
— Хороший вопрос. Выжди, и сам все увидишь, это всегда срабатывает. Но к тому времени, как убедишься в моей искренности, верить будет поздно.
— Да, поздно, — согласился Готфрид.
— Я силен, Вентимилья сильна, но власть в ней устроена так, что я не могу распоряжаться всей мощью империи. Я завишу от корихов, предводителей крестьянского ополчения, а они испуганы. Нерода владеет страшными чарами — ужасами, которые мы и вообразить не в силах. Если б только можно было сесть спокойно и заглянуть в прошлое…
Миньяк задумался.
— И? — переспросил Готфрид.
— Что? Ах, да. Один я не справлюсь, и колдунья сядет на вентимильский трон. С покоренной империей и с древним чародейством она кинется на мир, как раненый тигр, и разорвет его в клочья. Она уничтожит все.
— Видно, ты не впервые об этом задумался.
— Постоянно думаю.
Алер вдруг остановился.
— Меченосец, я отдамся на твою милость. Уверен, ты сумеешь воспротивиться искушению на время, достаточное, чтобы понять. — Дрожащей рукой мужчина снял Диадему. — Склонись!
Готфрид, перепугавшись, хотел сказать, что верит, что обойдется и без доказательств, но внутри шевельнулось подозрение: может, на это миньяк и рассчитывает?
Юноша опустился на колено, и Алер, сотрясаясь, водрузил на его голову венец.
Змейка показалась невесомой — и не заметишь, что надел.
Меченосец поднялся. Бледный, осунувшийся повелитель Вентимильи глянул на рубин сверкающими глазами, и его мысли, память, чувства обрушились вдруг холодным, сокрушительным ураганом. Готфрид пошатнулся и прислонился к стене. Он попробовал совладать с бурей, открыть путь, отшлифованный душами, выпитыми Добендье…
Нет, хватит доказательств! Юноша сорвал диадему и протянул миньяку. Постоянно жить с таким грузом, видеть чернейшие глубины каждого… Какая же сила воли нужна, чтобы это выдержать?
— Ты увидел? Понял?
Готфрид кивнул. Да, Алер не лжет: его западная армия взбунтовалась, солдат нужно укротить и образумить. Немыслимое стало единственно возможным, выбора нет. Чтобы спасти своих, придется помогать врагу.
Тоал поджидал у выхода из пещеры и, только увидев миньяка, швырнул копье. Добендье прыгнул в ладонь, ударил, но слишком поздно и слабо — огненное острие царапнуло левую руку Алера. Тот закричал от боли и ярости.