— Будь с ним осторожен! — прошептал Арант.
— Я постараюсь.
Уже проваливаясь в сон, он внезапно осознал, что оставил клинок Зухры на часы, удалился не на одну милю! Понятно, ревнует. Готфрид было потянулся к новому мечу, но вдруг отдернул руку. Кто способен понять все бездны Невенки? Может, она как раз и пытается соблазнить его оружием, приковать к нему, отдалить от Добендье — и тем обессилить? Юноша снова улегся.
— Турек, может такое быть? Хитрость Нероды с мечом? Ты подумай.
— Уже думаю, — ответил тот.
Только коснулся подушки, как снова вскочил, будто ужаленный. Ведь он сегодня зарубил не меньше дюжины людей, ни секунды не сомневаясь, не колеблясь, и Добендье не подталкивал к кровопролитию! Это он, Готфрид из Касалифа, захотел убить и убил! Проклятие Меченосцев — умерщвлять просто потому, что можешь. Ни жалости, ни терзаний.
Он долго не мог заснуть. Крепкий сон — награда за чистую совесть. А не ту, что гниет и жалит и никак не может умереть.
15
Сартайн
Готфрид с Рогалой пустились в дорогу, проведя в Торуни всего ночь. Исчезновение Кимаха наделало слишком много шума на редкость неприятного свойства. Гном сделался молчаливей обычного, и юноша пытался развлечь себя, рассматривая пейзаж. Получалось плохо: оруженосец так и сверлил взглядом затылок. Про ночное происшествие Готфрид не рассказал, сознавшись лишь, что перехватил убийц. Но Тайс умел сложить два и два. Заметив, в каком ужасе пребывает хозяин гостиницы, он выслушал свежие сплетни и уличные слухи. К тому же он был уверен, что Добендье не убивал. Гном и меч — два сапога пара, орудия Зухры, прекрасно друг друга знающие.
К западу от Торуни края шли сплошь ухоженные и многолюдные. Их населяли люди любопытные, но скрытные, охотники порасспрашивать, но самим отмолчаться. Фермы сменились лесами, дорога спустилась к берегу Чернавы, у столицы изогнувшейся к северу, чтобы снова потечь на запад. Река впадала в Ондр у стыка Бильгора с Файфенбрухом.
— Маленькое королевство, — заметил Готфрид. — Меньше Гудермута. На запад от него — Армонайтская марка, самая восточная из земель, еще признающих власть Андерле.
Гном в ответ буркнул что-то неразборчивое. Больше бесед его занимали перемены со времен последнего визита в эти земли.
Как раз в Армонайтской марке, на холмах над переправой у городка Авеневоли, Йедон Хильдрет одержал знаменитейшую победу. Враги стали теперь союзниками. Отец нынешнего короля Файфенбруха и брат Кимаха Фольстиха пали в той битве.
Распухший от сотен притоков Ондр впадал в узкий, длинный и мелкий залив Секрез, посреди которого раскинулся остров, похожий на двугорбого верблюда. Бесчисленные поколения его жителей отвоевывали у воды ярд за ярдом, пока тот не потерялся среди прирезанных земель, тянувшихся на много миль в сторону моря, почти перегородивших бухту. Испещренная каналами часть насыпи превратилась в город-государство, самодостаточный, связанный с континентом лишь узкой дамбой. Один холм застроили императорским дворцом, второй — Высокой Башней.
— Она вдвое больше стала, — проворчал гном, глядя на столицу.
Рогала с Готфридом стояли на мыске, где когда-то высился особняк, теперь рассыпавшийся руинами. Оруженосец покопался в памяти, сравнил нынешнюю картину с прошлой и принялся брюзжать.
— Кристмер жил на Галене — это восточный холм. Каркайнен — на Фароне, где теперь имперский дворец. Гляди, уместился на пригорке, будто щеня побитое. И гавань вовсе не такая. Раньше сотни кораблей швартовались — сокровища, послы со всех уголков мира. Теперь вместо величавых парусников рыболовные посудины стоят.
Готфрид удивленно обернулся на гнома: не устает ведь удивлять. Неужто его ностальгия мучит?
— Ладно, поехали. Посмотрим, что эти варвары сотворили с Королевой мира. Изнасиловали, видать.
Оказалось, вовсе нет. И Эльгар, и череда его предшественников выбивались из сил, пытаясь сохранить и возвеличить то, что когда-то было несокрушимой державой. Заботились, умножали богатство, ухаживали за прекраснейшим из городов, достраивали, расширяли.
Сартайн начинался еще на континенте цепью крепких суровых фортов, закрывавших подъезды к дамбе, — десяток крепостей с испытанными ветеранами Олданской гвардии, гордыми своей службой, состоявшей отнюдь не в череде парадов и церемоний. Их не разбаловала ни близость к трону, ни возможность менять его хозяина. Вопреки ожидаемому от придворных охранников давно обветшавшей империи, олдани были настоящими воинами. Для них Андерле не стала призраком прошлого.