Ей хотелось ехать рядом с ним, чтобы они могли вести свой разговор – сравнивать, что им нравится и что не нравится, знакомиться с чувством юмора друг друга и вообще узнавать друг друга поближе. Не слишком-то привычное занятие для двух людей в возрасте, которые сами решили, что им следует пожениться, – такие взаимные открытия больше подходили юным молодоженам, которых сосватали родители.
Но в пути ей пришлось отказать от этого желания из-за предосторожностей, которые принимал Булрион. Опасаясь угодить в засаду, он поместил мужчин спереди и сзади, а женщины ехали в середине. Разумеется, сам он ехал впереди и задавал быструю рысь.
Гвин оказалась в паре с Анейм, женой Килбиона, старшего сына Возиона, и, следовательно, ставшей членом клана Тарнов через брак. Анейм была то, что называется лукавой плутовкой, но за ее шаловливыми выходками и веселостью пряталось проницательное умение судить о людях. Естественно, ей было любопытно узнать поближе городскую даму, которая так нежданно стала невестой главы семьи. Впрочем, любопытство было взаимным, и сообщила она столько же, сколько узнала. Это Булрион, сказала она, сделал Тарнов первой семьей в их краях. Другие семьи теряли сыновей и дочерей, когда они вступали в брак, а вот Тарны – очень редко. Мужья и жены Тарнов предпочитали жить в долине. Конечно, ее на редкость плодородная земля была немалым соблазном, но главным оставалось мудрое руководство Булриона.
– А теперь, Гвин-садж, – сказала она с лукавым блеском в глазах, – ты тоже попала под его обаяние? Ты отказалась от жизни в Далинге из любви к нашему Старику? Внезапное благословение Муоль?
– И да и нет, – призналась Гвин со смешком. – Думаю, называть наше взаимное чувство «любовью» несколько преждевременно. Он вызывает во мне восхищение и симпатию, причем уже давно. По-моему, он испытывает ко мне что-то похожее. Я убедилась, что одинокая женщина не может защитить свои интересы, а потому мне нужен муж. А ему требуется жена, так что наши цели совпали. Мы оба понимаем, что делаем, мы же не распаленные похотью подростки! Но мы нужны друг другу, а это уже половина дела. Я верю, что полюблю его и буду им любима. Влюбиться – это так волнующе! И я предвкушаю, как это будет. Ну, ты получила ответ на свой вопрос?
К ее удивлению, Анейм вздохнула.
– Хотела бы я, чтобы любовь всегда была такой логичной и послушной!
– Я знаю, она не такая, – осторожно заметила Гвин. – Благословения Муоль бывают обоюдоострыми.
– Ах да! – Анейм помолчала, а затем слабо усмехнулась: – А уж Джооль, так вдвойне! Когда ты приобщишься к семейным сплетням, Гвин-садж, то узнаешь кое-какие черные тайны, которые выплыли наружу, когда по пути в город мы встретили джоолгратку.
– О? – только и выговорила Гвин от неожиданности.
– Что «о!», то «о!». В Далинге мужья бьют своих жен?
Гвин решила, что пора переменить тему.
В свой час кавалькада свернула с большой дороги на проселок, петляющий по лесу и такой узкий, что рядом могли ехать только два всадника. Напряжение спало, так как это был окольный путь, которым редко пользовались, и никто не мог предвидеть, что Тарны выберут его. Конечно, враги могли их нагнать, но не поджидать в засаде. Булрион отправил Хаймиона с женщинами в передние ряды, а сам с мужчинами поехал сзади.
И Гвин все еще не выпало случая поговорить с ним так, чтобы их не слышали посторонние уши. Хуже того: в паре с ней оказался Возион – наверное, нарочно постарался, решила она. Вскоре она убедилась, что пастырь считает своим правом задавать очень нескромные вопросы. Возможно, у пастырей было такое право, но у нее возникло ощущение, что он сует свой чрезвычайно длинный нос в то, что касается только ее.
– Не понимаю тебя, Гвин-садж! В Далинге ты богатая дама, ведь так? Тебе принадлежала доходная гостиница, у тебя были слуги, почетное положение. Да, конечно, мой отец – наш признанный вождь, но это не делает его королем. Ты ждешь, что в долине с тобой будут обходиться как с королевой?
– Разумеется, нет.
– Ты понимаешь, что другие женщины ждут, что ты будешь работать, как они? С зари и до часа отхода ко сну вся твоя жизнь будет уборкой, стиркой, уходом за детьми и скотиной, помощью в полях и…
– Я не боюсь тяжелой работы.
– Руки у тебя мягкие, щеки гладкие. Летнее солнце и зимние…
– Надеюсь, когда надо будет давить виноград, мне не придется снимать мои дорогие городские туфельки?
Он нахмурился на ее сарказм, но и не подумал замолчать. Мерзкий калека-недомерок! Если уж не хочет отрастить бороды, так хоть брился бы почаще!
– Сколько тебе лет, Гвин?
– Называй меня попросту мачехой. Мне двадцать три.
– Джукиону двадцать четыре.
Ей предстояло быстро запомнить огромное множество имен и лиц, но уж Джукиона она помнит хорошо – дюжего великана, который уложил Коло Гуршита.
– То есть у меня будет внук старше, чем я, ты это хочешь сказать? – Гвин засмеялась. – Ну и что?
– У тебя будет больше семидесяти внуков, и семеро из них уже женаты. У тебя будет больше десяти правнуков, и число их будет все время пополняться. Плодоносность моего отца стала легендой. Если он сохранил хотя бы малую ее часть, ты очень скоро понесешь.
– Меня радует такая надежда! Я люблю детей. И считала, что быть матерью – великое счастье. Я все еще тоскую по Карну и Наину. Их мне никто не заменит, но я хочу иметь еще детей и вырастить их на здоровом деревенском воздухе. Не тревожься за меня, пастырь, я взрослая женщина и знаю, что делаю. – Она не собиралась сознаваться, что следует совету бестелесных голосов.
– Если твоя цель дети, Гвин-садж…
– Женщины без мужей обычно умирают от голода, пастырь. А с мужьями обычно рожают детей… или ваше зарданское наследие включает способ, как избегать плодов любви?
– Конечно, нет. Но в таком случае стоит ли выбирать мужа, которому шестьдесят? Тарнская Долина может предложить тебе более надежный выбор, как и Далинг.
– Ты стараешься меня оскорбить!
– Я блюду твои интересы. А, кроме того, я очень люблю отца и не хочу видеть, как он страдает.
– Если ты намекаешь…
– Вовсе нет! – Каким бы мерзко-навязчивым ни был Возион, в быстроте ума ему никто бы не отказал. – Я не ставлю под сомнение ни твою добродетель, ни твои благие намерения. Мои опасения касаются моего отца, а не тебя.
– Тогда к чему весь этот разговор? Почему не расспросить его?
Но пастырь не отступил.
– Потому что, боюсь, он тщится вернуть давно утраченную юность и обрекает на горькое разочарование и себя и тебя.
Вне себя от гнева, Гвин не смогла сдержаться:
– Если ты намекаешь, что он уже не мужчина в постели со мной, Возион-садж, то позволь успокоить тебя: он успел доказать нам обоим, что этого мы можем не опасаться.
Коротышка вздрогнул так сильно, что его лошадь прижала уши в тревоге. Гвин смутила его, но не настолько, чтобы он оборвал свой допрос.
– Зрелые женщины, – сердито отрезал он, – не отказываются от богатства и почетного положения из-за минутного каприза, как поступила ты. И это не вспышка плотской страсти, потому что он стар и не может вызвать ее. Будь честна со мной, Гвин, прошу тебя. И, что важнее, будь честна с собой. Объясни мне, почему ты предпочла тяжкий труд и свиное пойло жизни в богатстве и неге?
Некоторое время она ехала молча. Если он поставил вопрос так, найти логичный ответ было затруднительно. Бесспорно, сумма, вырученная от продажи гостиницы, позволила бы ей жить в Далинге и дальше, жить в довольстве и безделии, если бы она этого хотела. Но почему она должна была этого хотеть? Она не могла описать словами ощущение сброшенных оков, предвкушение нежданного будущего, преисполнявшие ее. Муж, дети, имущество – все было у нее отнято, но она обрела свободу. Способен ли деревенский пастырь понять это?
Способен ли человек, выросший в такой семье, как Тарны, постигнуть холод одиночества, понять, что значит не иметь никого, кто хоть что-то для тебя значит? Поймет ли он, что подобная жизнь лишена какого бы то ни было смысла? Ей надо подогнать свои чувства под понятия ее собеседника.