В тумане, окутавшем ее мысли, Гвин пыталась сообразить, насколько такие рассуждения верны. Шайка опытных разбойников может решить, что снабженное всем необходимым укрепление, которое защищают крестьяне, послужит добрым приютом для них и его стоит прибрать к рукам. Завтра она узнает мнение Раксала, он ведь воин.
Бегущие навстречу были уже близко, ветер доносил их радостные крики. Бегущих нагоняли несколько юнцов на неоседланных лошадях, чтобы самыми первыми приветствовать патриарха, вернувшегося домой здоровым, целым и невредимым.
Но их ждут кое-какие неожиданности. И не просто глава их семьи, исцеленный, полный сил. Не просто сама Гвин, нежданная невеста, огородное пугало после двух дней тряски в седле под палящим летним солнцем. Им предстояло узнать про меченую Джодо, и меченого Раксала, и меченую Ниад.
А ей тоже следует подготовиться к неожиданностям. Может быть, даже похуже домов? Зарданские дома – ей следовало бы догадаться, что Тарны должны жить в зарданских. Сорок девять таких домов, сказал Булрион. Когда Полион женится на Ниад, все сообща построят еще один.
КРУГЛЫЕ дома. Хижины: деревянные столбы, кольцом вкопанные в землю, плетеные стены, промазанные белой глиной и конические соломенные крыши. Утрамбованные земляные полы – или выложенные плоскими камнями. Зарданцы строили свои жилища только так. С одним помещением внутри. Пятьдесят домов на три с лишним сотни людей… то есть шесть-семь человек на дом. В некоторых меньше, в других много больше – но все в одной комнате.
Его вторая жена умерла три года назад. Сколько детей еще живет в его доме? Возможно, он ей уже сказал, так что спросить его об этом нельзя.
Почему она не сообразила, что Тарны живут в хижинах? Возион пытался предостеречь ее, а она не стала слушать. И она же не глупа! Любовь бывает слепой, но она-то как будто все-таки не влюблена в Булриона до безумия. Знай она, с чем сопряжен брак с ним, так, вероятно, приняла бы то же решение. И теперь, когда узнала, вовсе не собиралась пойти на попятный. Угнетало ее ощущение чьего-то вмешательства, словно ее обманули. Кем или чем введена она в заблуждение – и ради чего?
Последнее время она не слышала таинственных голосов, с подозрением вспомнилось ей.
Под гром копыт примчались встречающие конники. Одни подростки, и на Булриона с Гвин они почти даже не посмотрели, а окружили Полиона и его белокурую спутницу. Полион, знакомя их, напыжился точно голубь.
Приближалась и бегущая толпа. Конечно, впереди были тоже мальчишки. Они весело кричали и смеялись, но Гвин, к сожалению, напомнили об обезумевших толпах в Далинге, гонявшимися за мечеными, убивавшими их. Лошадей пришлось осадить. Булрион говорит, чтобы она спешилась. И толпа поглотила ее. Это тот-то, это та-то. Имена, имена, имена. Тарны десятками, плотные, широкоплечие, темноволосые. С закваской мужей и жен со стороны, разумеется: большинство те же зарданцы, но есть и куолцы, и даже светловолосые. Объяснения. Улыбающиеся лица. Имена. Знакомые лица. Имена. Незнакомые лица. Имена. Сильные руки, обнимающие ее. Мозолистые крестьянские ладони, прижимающиеся к ее ладони в пожатии. Она неуклюже бредет по ухабам в сапогах для верховой езды, увлекаемая потоком смеха и поздравлений. Молодые, старые, крупные мужчины, крупные женщины – у многих на руках младенцы, а главное и больше всего – дети. Она была по пояс в волнах вопящих ребятишек. Теперь все они – ее люди.
Она была в поселке среди лабиринта круглых домов. Она была грязной, липкой от пота, совсем разбитой, но нельзя показать слабость – ради Булриона и собственной ее гордости. Из-под ног во все стороны прыскали куры и поросята. Собаки заливались истерическим лаем. Булрион куда-то подевался, и вокруг толпились неизвестные, чужие…
Спасительный голос с далингским выговором произнес:
– Мы уже встречались, Гвин-садж.
Из людского марева выделилась женщина, примерно ровесница Гвин – невысокая, тоненькая. К груди она прижимала спящего младенца, другой рукой держала ручонку едва научившегося ходить карапуза. Лицо ее казалось смутно знакомым. Круглое лицо, странно сочетающееся с такой хрупкой фигуркой, но с доброй улыбкой, проблесками ума, намеком на внутренний огонь.
– Встречались? Прости, но я…
– Меня зовут Шупи. А тут называют Шупиим, а ты очень скоро станешь Гвиним, думается мне. Я прежде работала в «Гостинице на улице Феникса».
Гвин сделала огромное усилие, чтобы собраться с мыслями, и потерпела полную неудачу.
– Мне очень жаль. Но я не помню.
Шупиим засмеялась:
– Конечно! Мы никогда не были по-настоящему знакомы. Тогда Кэрп-садж ухаживал за тобой, и я тебя несколько раз видела. И понятно, что ты меня не запомнила. Я очень сочувствую… но ты, наверное, не хочешь, чтобы тебе напоминали… Ты не окажешь мне честь переночевать в моем доме?
Гвин почувствовала себя человеком из пословицы, цепляющимся за мифическую соломинку. Женщина, которая думает, как она, – или, во всяком случае, поймет ее, если понадобится.
– Но Булрион…
Шупиим снова засмеялась и перехватила младенца поудобнее.
– Вы еще не поженились? До тех пор тебе не положено спать под его кровом, Гвин-садж. Как бы ты их ошарашила! У нас, конечно, есть гостевой дом, но в нем сейчас живет приезжий. Мужчина. В моем доме ты будешь желанной гостьей.
Теснившиеся вокруг одобрительно заулыбались и закивали.
– Ты очень добра, Шупиим. Но, возможно, твой муж…
– А ты с ним знакома. Он поехал в Далинг, это гнездо всех бед! Хорошо, что ему я могу доверять, верно?
– Просто ты его до смерти заругала! – сказал мужчина, и все захохотали.
– Вот я ему скажу, как ты ко мне липнул, Конион!
Конион завопил в притворном ужасе, и опять все захохотали. Семейные, непонятные чужим шуточки. Год-другой, Гвин станет одной из них, поймет подоплеку поддразниваний.
– Идем! – сказала Шупиим и повернулась, показывая дорогу. – Мой муж – Джукион Тарн, Гвин-садж. Ты его знаешь?
– Ну конечно! Великан!
Миниатюрная женщина просияла от гордости:
– Самый дюжий Тарн из них всех!
Следуя за ней через толпу, Гвин сказала:
– Он пришел мне на помощь! На меня напал пьяный, и Джукион свалил его одним ударом.
– Да? – Шупиим грозно нахмурилась.
– Я была ему очень благодарна.
– Ну, тогда хорошо.
Однако, судя по лицу Шупиим, ничего хорошего тут не было. Судя по ее лицу, она предпочитала держать своего колосса-мужа на привязи покрепче. Взрослые вокруг них мало-помалу исчезали. Даже собаки, обнюхавшие следы Гвин, начинали утрачивать интерес, но дети продолжали глазеть на нее. У нее стучало в висках, все тело разламывалось от боли. Вокруг этого дома направо, вокруг того налево… Почему у них нет настоящих улиц? Запахи стряпни, куриного помета, детей. Через несколько лет Гвин уподобится этой женщине? Неуклюжая одежда из домотканого холста, младенец у ее груди, его братишка держится за ее подол? Что-то не похоже на Гвин Солит. Но через несколько дней она станет Гвиним Тарн. И Гвиним будет иной.
Теперь она обнаружила, что в расположении домов есть определенный порядок. Они группировались по пять-шесть – так, что все двери были обращены к подобию общего внутреннего двора, поросшего замусоренной травой. Шупиим направилась к черному провалу в грубой, беленной известью стене. По сторонам – две скамьи. Навстречу ринулся поток испуганно квохчущих кур.
Внутри приятная прохлада, но и сумрак, пропитанный запахами древесного дыма, стряпни и людей. Окон не было, свет падал из дверного проема и из-под стропил, так как стены не смыкались с кровлей. На середине очаг, по стенам – кровати, прялка и больше ничего. Значит, они едят, сидя на полу. Горшки и сковороды, мешки с запасной одеждой, плетенки с овощами, пучки душистых трав свисали с балок, куда не могли забраться крысы. Первозданная убогость, но в самой ее простоте было что-то странно привлекательное. Жизнь в таком доме должна быть бесконечно далека от интриг и политики Далинга. Еда, сон, любовь – вот и все, что важно тут.
Нет, еще одно! Ведро с водой, накрытое тряпицей. Оно поглотило ее внимание, более желанное, чем торжественный обед из семи блюд.