– Чмо – один из последних гвардейцев старой закалки, – с легким презрением взглянул на него смуглый. – И этим все сказано. Для этих дедов деньги – пыль, мусор. Не в пример нынешним деловым, которые едва не на лбу делают татуировки, чтобы таким макаром доказать свое право называться ворами "в законе". Он из принципа не отдаст ни копейки.
Для Чмо воровская честь дороже жизни.
– А если я попытаюсь?
– Как хочешь, – небрежно отмахнулся Вениамин. – Только с ним пусть работают пацаны.
Им нужна постоянная практика.
– Слыхали? – обернулся к подросткам Марлик. – Клиент должен "петь".
Девочка солидно кивнула, и взглядом приказала одному из подростков – самому старшему – начинать.
Лехе едва не стало плохо, когда он увидел, что творят с Микитой подростки. Ему приходилось видеть юношеские банды в действии, но такого изощренного садизма наблюдать не доводилось. Подросток – его кликали Линек – обрабатывал Москаленко по всем правилам боевых искусств; при этом он ухитрялся бить сильно и больно, но так, что содержатель "малины" не терял сознание. Затем ему на смену пришел другой, третий, четвертый… Микиту поставили на конвейер смерти.
Москаленко поначалу крепился, стиснув зубы, только изредка стонал и охал. Но когда подростки начали метать в обнаженное тело содержателя "малины" остро заточенные стальные звездочки и ножи, он стал кричать, не в силах справиться с терзающей его бесконечной болью. И все равно на вопросы Марлика, касающиеся тайника со сбережениями, владелец бара "Волна" плевался сукровицей и отвечал матерно.
– Ну, как? – злобно ухмылялся Вениамин.
– Упирается, падло! – ярился Марлик.
– Попробуйте индейский способ. Слышала, Артистка?
Девочка кивнула и сняла со стены длинный и, похоже, очень острый нож необычной формы. Подростки расступились. С помощью нашатыря и уколов она взбодрила Микиту, а когда тот снова начал ругаться, обзывая всех нехорошими словами, Артистка неожиданно быстрым и точным движением сделала на груди содержателя "малины" тонкий разрез.
Москаленко пронзительно вскрикнул. Но это было только начало. Девочка закружилась, как волчок, будто исполняя боевой дикарский танец, и с каждым взмахом руки с зажатым в ней ножом на сухой старческой коже Микиты появлялись все новые и новые кровоточащие надрезы. Содержатель "малины" уже не кричал, а по-звериному выл, визжал, извиваясь всем телом.
Саюшкин непроизвольно закрыл руками уши, зажмурил глаза, и, едва не теряя сознание от увиденного, сначала привалился к стене, а затем медленно сполз на пол. Вениамин и Марлик, занятые созерцанием пытки, о нем забыли, и вору до зуда в руках захотелось взять японский меч, лежавший неподалеку от него на специальной подставке, и сделать себе харакири. Изуверство, продемонстрированное подростками, которые, судя по всему, были накачаны наркотиками по самое некуда, ввергло его не просто в шок, а почти в безумие, в бездну отчаяния, куда он летел, не ощущая ничего кроме смертного ужаса…
Микита держался не менее получаса. А затем вдруг затих, и уже никакие уколы не смогли вернуть его к жизни. Он так ничего и не рассказал Марлику, совсем потерявшему от злобы голову.
– Сдох, – констатировал не без сожаления Вениамин. – А жаль. Вы, братцы, как мне кажется, чуток перестарались. – Он сурово посмотрел на разгоряченных подростков. – Ну да ладно. Туда ему и дорога. Он меня дважды закладывал, сучий потрох. А на третий раз получился облом. Вот так всегда: не рой другому яму, сам в нее угодишь. Распорядись, чтобы унесли эту падаль с глаз долой, – приказал он красному, как рак, от снедающих его злобных инстинктов Марлику. – Да поскорее.
Марлик ушел. Подростки без всяких понукания молча выстроились вдоль стены и обратили взоры на Саюшкина, который кое-как встал. Садистское возбуждение прошло, и их глаза постепенно становились пугающе холодными, безразличными и – оценивающими. Так смотрит мясник в лавке на говяжью тушу, которую собирается разделать.
– А, это ты… – Взгляд смуглого остановился на Лехе, буквально прилипшего к стене. – Говорить будешь? Или хочешь занять вакантное место? – Он злобно оскалился и указал на перекладину. – Так это мы мигом организуем. Что ты сказал? Не слышу.
– Б-буду… – ответил непослушным языком Саюшкин. – Буду г-говорить. Я все ск-кажу…
– Верно говорят люди: лучше раз самому увидеть, чем сто раз услышать. Значит, товар у тебя?
– У меня, – покорно кивнул вор.
– Вот и ладушки. Молодец! Хоть ты меня порадовал. Я догадываюсь, что товар попал к тебе случайно, так что никаких претензий. Отдашь – и разойдемся, словно в море корабли.
Пойдем наверх, расскажешь, как все было…
От переживаний Саюшкин не мог ступить ни шагу. И только добрый пинок, которым его наградил Марлик, включил внутри вора какой-то механизм, и он поплелся вслед Вениамину. Они возвратились в гостиную, где смуглый налил почти полный стакан водки и выпил его, не закусывая.
– Уф-ф! – Он понюхал лимонную дольку. – День сегодня выдался какой-то нехороший…
Микита настроение испортил… А ты, Алик, пока выпей, перекуси. Как машину подшаманят так и поедем. Бери, на что глаза смотрят, не стесняйся. Наворачивай. А в процессе, чтобы не терять время, побалагурим чуток. По-свойски… ха-ха…
Леха не стал дожидаться повторного приглашения. Ему любой ценой нужно было прийти в себя, обрести душевное равновесие. Он не поверил Вениамину, когда тот сказал, что отпустит его на все четыре стороны. Саюшкин уже точно знал, с кем его свела судьба, а потому особых иллюзий по поводу дальнейшей своей судьбы не питал. Это были твари, в которых давным-давно не осталось ничего человеческого.
В путь двинулись перед вечером. Саюшкин после трех рюмок армянского коньяка чувствовал себя превосходно и был как сжатая пружина.
Он сделал свой выбор.
Глава 27
Они сидели в гостиной и разговаривали. Впрочем, их беседа больше походила на допрос, но все сознавали неприятную тягостность момента, а потому бразды разговора поневоле держал в руках Артем. Как и положено по штату.
Сам майор никак не мог прийти в себя после такого "открытия". Героин в квартире его друга Мишки Завидонова! Притом, не какая-то там крохотная доза, – на понюшку – а достаточно крупная партия. Как определил на глазок Артем, все это добро по ценам черного рынка тянуло где-то на полмиллиона долларов. С ума сойти! -…На кухне возле подоконника образовалась большая щель. Я решила заделать ее, – рассказывала Маняша.
Она куталась в пуховый платок, будто ее знобило.
– Ты помнишь, за месяц до смерти Миши у нас был ремонт? – продолжала Маняша. – Все остатки стройматериалов я спрятала в кладовку – ту, что переоборудована из встроенного шкафа. Достала мешок, хотела зачерпнуть алюминиевой миской немного алебастру – и не смогла. Я поначалу думала, что от времени и сырости образовались комья. Полезла туда рукой – и нащупала пакет. Определить, что в нем находится, мне не составило труда. Я ведь когда-то работала медсестрой.
Она склонила голову и беззвучно заплакала.
– Не верю я, не верю! – причитала Маняша.
– Успокойся, прошу тебя… – Артему так было жалко ее, что у самого слезы на глаза навернулись.
Он тоже не верил в то, что Мишка мог торговать наркотиками. Но вот хранить их в квартире Завидоновых за определенную мзду наркоторговцы-оптовики вполне могли.
Нет! К черту идиотские мысли! Мишка никогда бы не пошел на такое. Он знал лучше, чем кто бы то ни было, как могут закончиться для него лично и для семьи такие игры с огнем – Завидонов до прихода в "убойный" отдел уголовного розыска занимался наркоманами.
И все же, все же… Подлый червь сомнения продолжал грызть Артему мозги, стараясь сожрать и здравый смысл, и былое доверие к другу.
– Вот горе-то какое, вот горе, – вторила Маняше и Софья Алексеевна. – Какой позор! И как нам теперь быть?