В прихожей раздался оглушительный грохот, а потом скрип половиц…
Рука, потянувшаяся к изголовью, шлепнула по пустому месту: кинжал остался на поясе, брошенном на пол вместе с мокрым платьем. Я приподнялась на локте… и почувствовала, что с меня сорвали одеяло.
Я открыла глаза, набрала в грудь воздуха и… онемела: надо мной склонился Кром Меченый! В рваном плаще, с ног до головы перемазанный кровью и с Посохом Тьмы в руке.
– Мама… – выдохнула я и потеряла сознание…
Удар по спине. За ним – еще два. В груди полыхнуло пламя, потом меня сложило пополам, а изо рта толчками полилась вода. Я дернулась, попробовала вдохнуть, закашлялась, открыла глаза и уткнулась взглядом в мокрую землю, заляпанную остатками непереваренной пищи.
– Мама!!!
Вскрик получился тихим-тихим. И вызвал очередной приступ тошноты.
Когда из меня прекратила выливаться вода, я почувствовала, что мне в бок упирается что-то твердое, и попыталась отодвинуться. Как бы не так: препятствие шевельнулось и переместилось под живот. Потом на спину снова опустился кулак, и меня сложило в очередном приступе кашля…
Трудно сказать, сколько времени меня выворачивало наизнанку, но в какой-то момент я вдруг поняла, что могу нормально дышать. И, услышав стук собственных зубов, почувствовала, что замерзаю.
Удары по спине тут же прекратились, мокрая и вонючая земля куда-то отодвинулась, а я в мгновение ока оказалась закутанной в мокрую, холодную и очень шершавую ткань.
– Пришлось прыгать со стены… В ров… Извините…
Смысла фразы я не поняла. Поэтому попробовала повернуть голову на голос. И кое-как справилась с непослушной шеей.
Сапоги, в которые уперся мой взгляд, были мокрыми и грязными. Голенище правого пересекал косой разрез, в котором поблескивала сталь.
«Засапожник…» – отрешенно подумала я и устало закрыла глаза – поднимать голову, чтобы посмотреть вверх, не было ни сил, ни желания.
В этот момент меня подхватили под спину и колени и подняли на руки.
– Я вас понесу… – донеслось словно издалека. И я, зачем-то кивнув, провалилась в забытье…
Пушистая еловая лапа, почти касающаяся моего лица, одуряюще пахла хвоей. И почему-то жареным мясом.
«Так не бывает… – подумала я. – Это сон…»
И попробовала перевернуться на другой бок. В горле тут же запершило, в поясницу дохнуло холодом, а локоть уперся во что-то твердое.
– Вы проснулись? – хрипло спросили у меня.
– Кажется, да, – выдохнула я и села.
Лучше бы я этого не делала: одеяло сползло вниз, и… я поняла, что это – никакое не одеяло, а подранный мужской плащ! А на мне – лишь мокрая и заляпанная кровью тонкая нижняя рубашка!!!
Я молниеносно подтянула к себе колени, замоталась в плащ и оцепенела: у небольшого костра, горящего в нескольких шагах от моих ног, сидел Кром Меченый. И угрюмо смотрел на меня.
Глава 6
Кром Меченый
Пятый день четвертой десятины второго лиственя
Из-за дрожащих рук знак животворящего круга получился похожим на снежинку. Однако повариху это нисколько не смутило: не успев его замкнуть, она вцепилась в поварешку, поскребла по дну котла и, не глядя на меня, вывалила в мою тарелку огромный кусок мяса:
– Во славу Вседержителя…
Как ни странно, от этой женщины не чувствовалось ни ненависти, ни страха, ни болезненного интереса. Значит, она искренне желала мне вернуться в лоно Бога-Отца и, кажется, готова была стать даже путеводной вехой на моем пути.
«Неужели верит?» – удивился я. И неожиданно для себя вспомнил строки из Изумрудной Скрижали: «Неси свет тому, кто слаб. Ибо каждый шаг, сделанный им из Бездны Неверия, ценнее двух твоих».
«Сказано хорошо. Жаль, что это только слова», – подумал я. И принялся за еду.
Мясо оказалось ничуть не менее вкусным, чем грибной суп. Поэтому к концу обеда я с удивлением ощутил, что ледяной панцирь, наросший на моей душе, дал едва заметную трещину. И позволил вымолвить целое слово:
– Благодарю…
Повариха вздрогнула, потом посмотрела мне в глаза и… улыбнулась:
– Вседержитель с тобой, Бездушный! Еще будешь?
Я отрицательно покачал головой и подумал: «Сыт…»
Потом встал, поудобнее передвинул чекан и потянулся к посоху…
– Бедный мальчик! – выдохнула повариха, вытерла руки вышитым рушником и… нежно провела теплой и мягкой ладонью по моей груди!
Трещинка тут же затянулась, а душа начала с треском покрываться еще одним слоем льда: интерес был. Ко мне – как к чему-то необычному. Просто оказался спрятанным очень глубоко.
Я поднырнул под ее руку, скользнул к двери и, не оглядываясь, вышел во двор.
Во дворе замка творилось что-то невообразимое. Перед входом в захаб, отбиваясь от рыдающих женщин, торопливо строились воины. Рядом с конюшней латники подтягивали подпруги у коней. Чуть поодаль, у черной двери донжона, несколько дюжих мужиков аккуратно укладывали на телеги связки арбалетных болтов, копья, щиты, походные горны, наковальни и тому подобную дребедень. И изредка порыкивали на мечущихся под ногами детей. Еще дальше, у невысокой пристройки, слуги грузили на телеги тяжеленные мешки, меха и бочонки и торопливо прикрывали их от дождя просмоленной тканью.
Я задумчиво провел пальцем по зарубкам на посохе, натянул на голову капюшон, шагнул под дождь, поймал за руку пробегавшего мимо мальчишку и взглядом показал на воинов.
Озвучивать вопрос не потребовалось: добыча слегка побледнела, поклонилась чуть ли не до земли и затараторила:
– Голубь-эта-а-а, прилетел! Из ста-а-алицы! От самого короля Шаграта Латидр… Латирдана! Тама-эта-а-а, мятеж, значица! И он-эта-а-а, требует помощи!!!
Я разжал пальцы, кивнул – мол, можешь идти, – и мальчишка, облегченно вздохнув, сорвался с места. А я изо всех сил стиснул свой посох, вскинул глаза к нависшим над замком облакам и тихонечко прошептал:
– Слышали? Уже скоро…
Лихой люд, вылезающий на большую дорогу во время войн, мятежей и народных волнений, обычно неплохо оценивал свои силы. Поэтому предпочитал грабить тех, кто слаб и не может дать сдачи. От отряда барона Корделла он должен был шарахнуться, как несушка от пробегающей мимо лисицы. И спрятаться как минимум на ночь. Опять же, перед самым закатом, да еще и в такую погоду, прохожих на дорогах бывало немного – они предпочитали проводить время в тавернах или на постоялых дворах. Поэтому выходить из замка вместе с воинами д’Атерна не было смысла.
«Покину замок на рассвете…» – решил я, обошел широченную лужу и остановился: воин, только что стоявший ко мне спиной, вдруг развернулся, положил десницу на рукоять меча и рявкнул:
– Стой!
Я остановился.
– Коня его милости! Живо!!!
Я непонимающе приподнял бровь и с запозданием понял, что это он не мне.
Из ворот конюшни выбежал конюх и, ведя в поводу каурого жеребца, понесся к беломувходу в донжон.
Мгновением позже скрипнула дверь – и на улицу вышел барон Корделл. А за ним…
– Эллария! – потрясенно выдохнул я. И чуть не оглох от скрипа собственных зубов…
– Куда это ты собрался? – сестричка достала из проруби белоснежную простынь и аккуратно опустила ее в таз с бельем.
– Осмотрю силки… – угрюмо буркнул я.
– Добытчик! – улыбнулась Эллария и потянулась за очередной тряпкой. – Что бы мы без тебя делали?
Я посмотрел на ее негнущиеся синие пальцы и изо всех сил сжал кулаки:
– Ты потерпи еще немного, ладно? Я уже поймал двух зайцев и лису! Еще несколько удачных дней – и у тебя появятся варежки! Теплые-теплые!!!
– Сошьешь сам? – не отрываясь от работы, ехидно поинтересовалась сестричка.
– Сам не смогу, потому что не умею… – вздохнул я. – Поэтому просто выменяю у Кривого Раздана: он пообещал, что отдаст готовые варежки за десять заячьих шкурок! Или за пять лисьих. Две я уже добыл!!!