На подземной стоянке места для посетителей были заняты, поэтому мы припарковались как смогли – если точнее, на двадцать второй площадке. Думаю, что никому не помешали, поскольку машину старухи из двадцать второй квартиры, наверное, давным-давно изъяли за неуплату кредита. У главного входа в здание Моника немного потопталась и нажала кнопку семнадцатой квартиры.
Она собиралась уже нажать еще раз, когда из домофона раздался голос:
– Кто там?
Женский, удивительно знакомый голос.
Моника застыла, не в состоянии ответить, ее рука повисла в нескольких сантиметрах от кнопки, как пальцы Адама Микеланджело – от длани седобородого парня.
– Нас прислал мистер Перселл, – сказал я в микрофон. – Мы приехали, чтобы встретиться с Шанталь.
– Вас только двое?
– Да.
– Тогда входите. – Раздался зуммер. – Не бойтесь Сесил. Если будете держать руки в карманах, он их не откусит.
Сесил – белый тупоносый пес, с одним черным, другим белым ухом – лежал в шезлонге у бассейна. При виде нас он спрыгнул на пол и рысцой затрусил в нашу сторону. Он был некрупный, мне по колено, но с первого взгляда стало ясно, что эта торпедообразная зверюга способна разодрать меня на кусочки неторопливым щелчком пасти и одним рывком головы. Я сунул руки в карманы. Сесил понял это как угрозу и затрусил быстрее.
Я попятился, Моника присела. Пес подбежал к нам. Моника протянула руку ладонью вверх. Сесил обнюхал ее пальцы, наклонил голову, словно сбитый с толку, и вдруг потерся мордой о протянутую руку.
– Вот хороший мальчик, добрый мальчик, – сказала Моника. – Он похож на моего Люка и хочет только, чтобы его погладили.
– Сесил, ко мне, – послышался голос неподалеку от нас.
Пес быстро лизнул руку Моники, подбежал к открытой двери и потерся носом о ногу высокой молодой девушки в джинсах и футболке.
Брайс.
Почему-то я не удивился.
– Обычно ему не нравятся чужие, – сказала Брайс, уперев в меня холодный беззастенчивый взгляд.
– Это твой? – спросила Моника, поднимаясь.
– Его хозяин – управляющий домом. Но я за ним ухаживаю.
– Как дела, Брайс? – спросил я.
– Хорошо. Я так и думала, что это будете вы, принимая во внимание татуировку и все остальное.
– Ты знаешь Шанталь? – спросила Моника.
– Думаю, да, но называю ее по-другому.
– А как ты ее зовешь? – спросил я.
– Мама.
– О, дорогая! – сказала Моника, шагнув к ней. – Посмотри на себя. Посмотри, какая ты хорошенькая. Ты знаешь, кто я?
– Нет.
– Мне казалось, твою мать зовут Лена, – заметил я.
– Да. Или звали. Или еще как-нибудь, я не знаю. Это ведь Лос-Анджелес, да?
– А что насчет отца? Кто твой отец, Брайс?
– Он живет в Техасе. Его фамилия Скотт.
– Скотт, хм? Ты часто с ним видишься?
– На каникулах и так, от случая к случаю.
В это время позади Брайс появилась ее мать. В этой женщине не осталось и следа от компетентной, уверенной в себе секретарши киномагната. На ней были джинсы и белая блуза свободного покроя. Светлые волосы убраны в пучок, руки нервно сомкнуты.
Моника сделала шаг ей навстречу.
– Вы Шанталь?
Женщина кивнула.
– О Господи, Господи, Господи! Привет. Я твоя сестра. Моника. Как ты? О Боже мой! Не могу поверить, что я наконец-то тебя нашла.
Моника расплакалась и бросилась с объятиями к обретенной сестре. Измученная неутихающей болью от потери родного человека, одержимая идеей найти Шанталь с раннего возраста, она не заметила, как посторонилась Брайс, не заметила, как Сесил, фыркая, вернулся к шезлонгу у бассейна, как на лице Лены проступило выражение тревоги и страха. Она ничего не заметила, потому что на мгновение пустота в ее жизни наполнилась чем-то богатым и ярким, чем-то любящим и теплым, чем-то похожим на счастье.
Глава 56
Буду называть ее Лена, потому что так к ней обращался Теодор Перселл.
Лена, плотно сжав губы, сцепив руки на коленях, напряженно сидела на краю дивана. Много лет назад она снялась в нескольких картинах. Теодор помог ей получить роль, когда она еще училась в школе. Эпизодическая роль в боевике, героиня второго плана в фильме ужасов, который принес большие сборы… Лена была не склонна превозносить свой успех до небес. Пожав плечами, она сказала, что в Голливуде снимались тысячи таких же хорошеньких девочек, не обладавших ни талантом, ни яростной решимостью сделать карьеру в кино.
– Мам, ты не знаешь, где та блузка? – позвала Брайс.
– Какая блузка?
– Та, со штучками, ну ты знаешь…
– Висит в ванной, на душе.
– Спасибо.
Мы расположились в гостиной. Диванная обшивка выцвела, сиденья стульев залоснились от старости, однако обои на стенах были новые, картины яркие, а к широкоэкранному жидкокристаллическому телевизору были подключены всякого рода электронные устройства. Лена с Брайс хорошо жили, если сравнивать их квартиру с моим филадельфийским разгромленным логовом.
Лена сказала, что была замужем. Мужа звали Скотт. Он был ковбоем, который сменил лошадь на лимузин. Однажды он подвез Теодора и Лену на великосветскую премьеру. Скотту Лена понравилась, он ей тоже, и они стали встречаться. Скотт был старше Лены, крайне хорош собой, очень эмоционален, что одновременно пугало и привлекало ее. В то время ей было всего девятнадцать, и она отчаянно хотела вырваться из дома. Теодор держал ее в строгости, следил за тем, как она проводит время. Никакого спиртного, никаких поздних свиданий или дискотек. Она считала, что достаточно молода, чтобы наслаждаться жизнью, и определенно была слишком молода, чтобы мыслить разумно, поэтому убежала со Скоттом. Некоторое время они жили в Техасе, после рождения ребенка вернулись в Лос-Анджелес. Скотт полагал, что пора попросить у Теодора немного денег и какую-нибудь работу. Но Теодор, отличавшийся злопамятством, велел ему убираться с глаз долой. Когда накопились долги и забота о ребенке потребовала слишком много сил, Скотт наконец убрался – с ее глаз. Ей на помощь опять пришел Теодор. Он буквально спас ее.
– Ма.
– Что, милая?
– Подойди, пожалуйста, на минутку.
На лице Лены появилось выражение ласкового недовольства.
– В чем дело, Брайс?
– Мне что-то нужно, а что – не знаю.
– Вы не возражаете? – Лена встала.
– Конечно, – сказала Моника, – иди.
Лена ушла. Я взглянул на Монику. Она одернула кофточку и промокнула платком глаза.
– Дочь взяла мою бижутерию, – сказала Лена, вернувшись. – У нее много безделушек, Теодор щедр к ней, но мои вещи ей больше нравятся. Она чувствует себя в них взрослой. Не знаю… Не помню себя такой молодой.
– А я себя помню, – сказала Моника. – Это было отвратительно.
– О, я уверена, что у такой красивой девушки, как ты, не могло быть особых проблем, – улыбнулась Лена.
– Я округлилась немного позже, – сказала Моника, – а подростком была очень нескладной.
– Каким образом Теодор спас вас? – спросил я.
– Он дал мне работу, решил мои финансовые проблемы, заставил закончить школу. Он сделал меня личностью. Именно благодаря ему я стала тем, кем стала. И кем стала Брайс – тоже. Он с самого начала взял на себя заботу о девочке. Когда Скотт сбежал, Теодор заменил ей отца.
– Когда придет машина? – крикнула из комнаты Брайс.