– И правильно делаешь. Просто я люблю детей, люблю, чтобы они были рядом. А Шанталь… В ней было что-то особенное. Упрямство.
– Тогда почему она исчезла?
– Может, сбежала. А может быть, ты ошибаешься насчет Лены.
– Нет, потому что произошло нечто ужасное. Я в этом уверен.
– Откуда ты можешь что-то знать, молокосос?
– Потому что картина находится у Чарли, а это говорит о многом. Вы украли ее для того, чтобы поторговаться с правосудием, если вас поймают. Но картина оказалась у Чарли. И я догадываюсь почему. Вы отдали ему Рембрандта, чтобы заткнуть рот. По этой же причине хотите убрать его подальше от Филадельфии, откупиться от него. Вам нужно, чтобы он молчал. Потому что Чарли все знает.
– И что же он знает, малыш?
– Ему известно все, что вы натворили по пути к новой жизни. Вы сказали, что поступили с Шанталь правильно, что это чуть ли не геройский поступок, и держу пари, что вы до сих пор так считаете. Вы перешли грань дозволенного, не так ли? Сначала продались миссис Лекомт. Потом обокрали музей и кинули своих друзей. Но этого было недостаточно, чтобы бежать без оглядки. Все решило одно действие, и оно было связано с Шанталь. Вы убили ее – я знаю, что вы это сделали. Единственный вопрос – зачем. Зачем вы это сделали?
Перселл еще раз толкнул шар, на этот раз к ближнему борту, а когда шар катился назад, быстро поднял его и бросил мне в голову.
Перселл наверняка пробил бы мне череп, не будь он слабосильным стариком с выпирающим животиком. Я уклонился, шар с грохотом ударился о разукрашенную деревянную мишень для игры в дротики, дротики разлетелись, доска свалилась на пол.
Дверь распахнулась, и в бильярдную ворвались Регги и Лу. Первый выставил кулаки, как Брюс Ли, второй пистолет – как Стивен Сигал. Они хотели испугать меня, но только у Лу парик съехал на нос, а Регги испытывал откровенный страх перед оружием – куда больший, чем я.
– Что ты знаешь о том, как изменить судьбу? – спросил Перселл. – Ничего. Ты никчемный человечек, плывущий по течению, и останешься таким до конца своих дней. Ты слабак, обыватель. Ты ничего не получишь от жизни, потому что заслуживаешь только то, что имеешь.
– Мы все получаем то, что заслуживаем, – сказал я. – Регги, не могли бы вы направить пистолет в другую сторону? Вы так дрожите, что на вас больно смотреть.
– Убери пистолет, Регги, – сказал Перселл. – Виктор слишком ничтожен, чтобы его убивать.
Регги еще пару секунд подержал пистолет направленным на меня, потом убрал в карман пиджака.
– Ну и что ты собираешься теперь делать, малыш?
– Собираюсь вернуться на восток, – сказал я. – Собираюсь привести Чарли домой. Собираюсь докопаться до истины.
– Ты не знаешь, что такое истина, черт побери.
– Чарли мне расскажет.
– Может, и расскажет, – сказал Перселл. – Если я не найду его первым. Тебе следует обдумать мое предложение. Я даю тебе шанс стать новым человеком.
– И взять на работу Регги, чтобы он как бобик бегал за мной и наставлял на моих врагов дешевый пистолетик?
– Я не бобик, – обиделся Регги.
– Конечно, бобик, малыш, – сказал Теодор. – И не забывай об этом.
– Я вице-президент, – напомнил Регги.
– Вице-президент по лизанию зада президента, – сказал Перселл. – И тем не менее ты добился от жизни намного большего, чем Виктор; этот ни на что не способен, потому что он прирожденный неудачник, обреченный умереть с тем, с чего начал.
– Позвольте спросить, Теодор, – произнес я. – Каково это – прыгнуть через пропасть, стать совершенно другим человеком, а потом обнаружить себя в новом обличье дряхлого старика?
– Хочешь знать, как себя при этом чувствуешь, малыш? Вот что я тебе скажу: когда сидишь с бокалом старого вина перед вкусной едой, а телка с огромными грудями тычется тебе в колени, чувствуешь себя чертовски приятно.
Глава 58
Думаете, мне не было обидно? Еще как было!
«Что ты знаешь о том, как изменить судьбу? – спросил Теодор Перселл. – Ничего. Ты никчемный человечек, плывущий по течению, и останешься таким до конца своих дней. Ты слабак, обыватель. Ты ничего не получишь от жизни, потому что заслуживаешь только то, что имеешь». «Не забывай, от кого ты это услышал, – напомнил я себе. – Чему меня может научить убийца, извращенец с криминальным прошлым и покалеченной душой?» И тем не менее мне было обидно. Почему? Я скажу почему. Потому что он был прав, и глубоко в душе я понимал это.
Весь перелет из Лос-Анджелеса в Филадельфию я размышлял над словами, которые Теодор Перселл бросил мне в лицо. Моника, замкнутая и мрачная, сидела рядом. Она встретила меня в аэропорту кивком и мучительной печалью во влажных глазах. Что я мог ей сказать в утешение? Как разубедить верующего?
– Как ты? – спросил я, пока мы дожидались посадки.
– Давай не будем разговаривать, ладно, Виктор?
– Ты выбрала правильного попутчика, Моника. Если не хочешь разговаривать, значит, так оно и будет. Я буду нем как…
– Тс-с-с, – сказала она, и я ее понял.
Поэтому в салоне мы сидели молча. Моника безучастно смотрела через иллюминатор на крыло самолета, а я думал обо всем, чего не сумел добиться в жизни.
Всю свою карьеру я жаловался, что мне не везет. Клиенты не платили по счетам, оппоненты в суде давили логикой, мешок с миллионом долларов так и не постучался в мою дверь. Ой-ой-ой! Я превратился в жалкого нытика, постоянно твердя, что практика рушится, личная жизнь не вытанцовывается, квартира лежит в руинах. «Но я в этом не виноват», – убеждал я себя. Ой-ой! Тедди Правитц взял судьбу за рога и стал Теодором Перселлом, и каковы бы ни были результаты ограбления, по крайней мере он не сидел на месте и не скулил. То же самое можно сказать о Стэнфорде Куике, который начал действовать и забрал все то, к чему стремился: мою работу, мой дом, мою собаку, мой джип, мою красавицу жену, мою жизнь. Мою жизнь. Они воспользовались открывшейся возможностью, а я свою даже не искал.
В итоге я так разозлился на себя, что захотел сделать больно кому-то другому, и сказал Монике:
– Ты знаешь, это не твоя сестра.
– Знаю, – ответила она.
Это меня откровенно потрясло.
– Когда ты догадалась? Когда она назвала Ронни «он»?
– Еще до того. Знала это с самого начала.
– Откуда?
– Просто знала.
– Почему же осталась ночевать?
– Она мне понравилась, – ответила Моника. – И мне захотелось понять, зачем меня к ней направили.
– Этот лживый ублюдок просто захотел тебя подставить, – сказал я.
– Нет, я уверена, что за этим кроется что-то другое. Лена пригласила меня навещать ее при случае. Возможно, даже пожить у нее некоторое время.
– Но ты же не приняла всерьез ее приглашение?
– Она была добра ко мне.
– Это все спектакль.
– Нет, не все. Все в жизни имеет свою цель, Виктор. Во всем заключено свое послание, нужно только уметь слушать.
– Просто ей нужна твоя помощь.
– Ты опять становишься гадким.
– Ложь не поколебала твою веру?
– Это может сделать только правда.
– Ну, ее мы узнаем в Филадельфии. Ты готова узнать правду, Моника?
– Я готовилась к ней всю жизнь.
– Мы это выясним, не так ли?
– А что ты собираешься делать?
– Собираюсь найти твою сестру, – сказал я, – и заодно изменить свою судьбу.
– Как это?
– Пока не знаю.
И до конца долгого пути домой я размышлял над тем, как это сделать. Может быть, пришло время воспользоваться опытом Тедди и Стэнфорда Куика. Разумеется, оба были полными подонками, тем не менее знали намного больше меня о том, как перехватить бразды судьбы и направить ее по новому пути. И конечно же, Ницше был натуральным психом, виновным в кровосмешении и отличавшимся патологической боязнью женщин, но в чем-то этот парень оказался прав. Прыгни через пропасть или всю жизнь копошись в дерьме.