— А раз украл, то украл у кого? — мысль продолжала развиваться в сторону, явно недалекую от гениальности.
Молчание.
— У графа! — восторженно крикнул вожак.
— Ух ты, надо же! Во молодец!
Щербатый вытащил из-за пояса громадный нож и бросился ко мне. Я содрогнулся, представив, как меня сейчас будут кромсать на куски, мстя за поруганные графьевы конюшни. Но бандит неожиданно перерезал веревки, вытащил кляп и сердечно обнял.
— Ну браток, ну уважил, — захлебывался он, пока я отплевывался, пытаясь избавиться от остатков гнилой ткани и жуткого привкуса во рту.
— Пи-и-ить, — прохрипел я наконец, с трудом отлепив от себя поклонника.
Тот сейчас же исчез. Остальные расселись вокруг меня, восторженно глядя преданными глазами. Вожак примирительно похлопал по плечу. Я содрогнулся от отвращения.
— Ты, браток, это, не обижайся. Мы думали, ты граф, а мы графьев ненавидим. Но ты не граф, я же это вижу. Будь как дома.
Никогда, ни за что, мысленно ужаснулся я.
— Благодарю, с удовольствием.
Примчался щербатый, принеся большой котелок с какой-то мутной жидкостью. Мне было не до осторожной дегустации, я залпом опрокинул ее в глотку… И замер. Такой ядреной сивухи пробовать еще не приходилось… Я вытянул руку и пошарил впереди. Что-то нащупал, выхватил, сунул в зубы, откусил, прожевал, проглотил… Полегчало. Открыв глаза, я увидел, что бандиты смотрят на меня с благоговением. Щербатый выронил котелок, вытаращив глаза.
— За раз… Котелок… Корой закусил, шоб Тбп…
Переведя взор в сторону неожиданной закуси, я увидел покалеченное дерево. Покалечено оно было мной, на нем не хватало крупного куска коры. Я осторожно ухватился за ствол и медленно опустился на землю. Ноги внезапно перестали держать.
Мерзкий вкус кляпа смешался с чудовищной едкостью сивухи и горькотой коры, и в глотке творилось теперь уж вовсе что-то невообразимое. Я простонал:
— Воды…
Щербатый и еще один разбойник исчезли. Я тупо разглядывал местность. Бандиты изучали меня. Принесли воды. Я осушил три котелка, только тогда ощущение жути во рту уменьшилось. Зато увеличилось в голове. Бандитов стало вдвое больше. По крайней мере, я так видел.
— Вы хто, ребят, — пьяно улыбнулся я. Хе, как же! Поллитра отвратительного алкоголя на пустой желудок. Дорого я заплачу ему за это…
— Мы, эт-самое, Орлы дорог.
— Аха. А я — Хорс. Я потедял па… мять и теперь ишшу ее.
Слова выговаривались с трудом. Язык заплетался и выдавал совсем не те звуки, которые от него требовались.
— А чойто… ик… вам от меня надыть?
— Прости нас, великий Хорс, — повалились в ноги они. Зрачки были расширены с тех пор, как я назвал свое имя, по крайней мере в два раза.
— Ась?
— Прости, ибо недостойны мы, — завывал щербатый. — Недостойны ходить по земле, которую попираешь ты ногами, недостойны быть грязью на ней, букакою под ней…
Но куда подевался его жуткий акцент?
— Хошо, хошо, — попытался успокоить я его. — Зачем уж так… ик… Чем вы провинились предо мной, дети… ик… мои?
Щербатый зажужжал. О чем он жужжал, не помню. Я осоловело глядел на него, на остальных бандитов, которые подходили по очереди, поведывали свои нехитрые истории и просили прощения. Самым последним был главарь, на его грубой, грязной и усыпанной шрамами физиономии блестели две дорожки от слез. Меня ничто не удивляло, я никого не слушал, но делал вид, что слушаю. Когда главарь встал и удалился, я опустил голову и провалился в сон… милый сон… как хорошо в нем…
Негромкий разговор разбудил меня. Было темно, чуть в стороне горел костер. Я повернул голову, и жуткая боль расколола ее. Обождав немного, я открыл глаза и всмотрелся вдаль.
Разбойники жарили мясо и пили вино. Атаман гадал на картах. Искры от костра взвивались на четыре метра вверх, листья и ветки ближайших деревьев уже были обуглены. Здешние люди явно не заботились об экологии, что крайне меня опечалило.
Я заворочался, застонал, с трудом уселся на ворохе сена, уперся рукой в ствол и шумно задышал, качая в легкие побольше свежего воздуха. Болтовня рядом прекратилась. Я поднялся и заковылял к костру. Мне вручили многопамятный котелок с новым содержимым. Я принюхался, опасаясь опять проглотить какую-нибудь гадость. Но из емкости одуряюще пахло мясным бульоном. Вернее сказать, воняло, но для измученного организма и такая еда была роскошью. Я принялся отхлебывать потихоньку, чтобы не затошнило.
Судя по всему, моего прохиндейства тут и не требовалось. Эти люди сами себя обдурили, без посторонней помощи. Оставалось только молчать и делать свирепое лицо, а уж идиоты себе объяснение этому найдут.