В женском шатре Мара с остальными ведьмами поколдовали немного, чтобы вернуть Фафхрда домой и заморозить ему чресла, после чего принялись обсуждать более серьезные меры, направленные против всех сыновей, мужей и актрис вообще.
Второй заговор никак не подействовал на Фафхрда, вероятнее всего потому, что как раз в это время он принимал Снежную ванну, – ведь любому известно, что колдовство практически бессильно против тех, кто сам подвергает себя воздействиям, на достижение которых направлены чары. Расставшись с Марой, он разделся, нырнул в сугроб и растерся с ног до головы сухим обжигающим снегом. Затем он воспользовался колючей сосновой лапой, чтобы стряхнуть с тела снег и получше разогнать кровь по жилам. Одевшись, он почувствовал, что начинает действовать другое заклинание, но не поддался, а, тайком пройдя в шатер двух старых торговцев-минголов Закса и Эффендрита, которые водили дружбу еще с его отцом, лег и проспал там на шкурах до самого вечера. Там материнские заговоры достать его не могли, поскольку согласно обычаю шатер считался мингольской территорией. Правда, его крыша вскоре покрылась неестественно толстым слоем кристалликов льда, и старые минголы, сморщенные и проворные, как обезьяны, принялись со звоном сбивать их длинными шестами. Этот звук исподволь проникал в сновидения Фафхрда, но не будил его, что страшно раздражило бы Мору, узнай она об этом, – колдунья считала, что наслаждения и отдых мужчинам вредны. А снилось Фафхрду, что Влана плавно изгибается в танце, одетая в платье из тонкой серебряной сетки, украшенной мириадами крошечных серебряных колокольчиков, – это видение раздражило бы Мору сверх всякой меры, но в данный момент она, по счастью, не пустила в ход свой дар читать мысли на расстоянии.
Сама Влана дремала, а одна из девушек-минголок, которой актриса заранее заплатила целый смердук, меняла снеговые компрессы, а когда губы Вланы становились сухими, вливала в них несколько капель сладкого вина. В голове у актрисы роились всевозможные предположения и планы, однако, просыпаясь, она всякий раз успокаивала себя с помощью кольцевого восточного заклинания, которое звучало приблизительно так: «Баю-знаю, спать-опять, дрема-дома-сон-солома, гарь-янтарь-встарь-пескарь, труп-не люб, легла-дала, гулянки-сладки-взятки-гладки, пять-отдать, чаю-с краю, баю-знаю», – и так далее до бесконечности. Влана знала, что морщины у женщины могут появиться не только на коже, но и в мозгу. Знала она и то, что лишь незамужняя женщина станет ухаживать за незамужней. И, наконец, она знала, что актер на выезде, как солдат, должен спать при любой возможности.
Слоняясь по Стану, Велликс-Хват подслушал разглагольствования Хрингорла о кое-каких его замыслах, заметил, как Фафхрд входит в свое убежище, обратил внимание, что Эссединекс пьет больше обычного, и решил немного послушать его речи.
А Эссединекс, стоя в женской части актерского шатра, спорил с двумя близняшками-минголками и совсем юной илтхмаркой относительно толщины слоя жира, которым они намеревались смазать свои бритые тела для вечернего представления.
– Клянусь прахом, вы пустите меня по миру! – жалобно причитал он. – И будете выглядеть не соблазнительнее, чем три шматка сала.
– Насколько я знаю северян, они любят, чтоб их женщины были с жирком, так почему бы ему быть только внутри, а не снаружи тоже? – спросила одна из минголок.
– К тому же, – добавила ее сестрица, – если ты думаешь, что ради развлечения этих пентюхов мы готовы отморозить себе зады и сиськи, значит, ты и вовсе рехнулся.
– Не беспокойся, Седди, – проговорила илтхмарка, потрепав старика по вспыхнувшей щеке и редким волосенкам, – я выступаю гораздо удачнее, когда вся лоснюсь от жира. Эти мужланы полезут из-за нас на стены, а мы будем выскальзывать у них из рук, словно мокрые арбузные семечки.
– Полезут на стены? – Эссединекс схватил илтхмарку за худое плечо. – Чтобы сегодня вечером никаких оргий, слышите? Подразнить людей – дело другое. Но никаких оргий. Вопрос в том…
– Да мы прекрасно знаем, папашка, до какого предела их можно дразнить, – перебила одна из минголок.
– Мы умеем держать их в руках, – подтвердила ее сестрица.
– А если мы не совладаем, то уж Влана всяко управится, – заключила илтхмарка.
По мере того как чуть заметные тени удлинялись, а туманный воздух темнел, вездесущие кристаллики льда, казалось, росли все быстрее. Гомон в шатрах торговцев, отрезанных полосой заснеженного леса от жилых шатров, стал тише, а потом и вовсе умолк. Нескончаемые тихие заклинания в женском шатре сделались слышнее и визгливее. С севера налетел ветер, кристаллики льда зазвенели. Но тут песнопения превратились в хриплый клекот, после чего ветер и звон льда как по команде стихли. С востока и запада снова поползли клочья тумана, и снова слой изморози стал расти. Женские голоса снизились до неясного бормотания. Весь Мерзлый Стан молчаливо и напряженно стал дожидаться наступления ночи.