Марк повернулся к Неврат. Лица большинства васпураканок были грубоваты, но Неврат была счастливым исключением; как и у ее мужа, часть этой красоты заключалась в ее сильном характере. Она даже не захотела слушать благодарностей трибуна.
— Сущие пустяки. Несколько дней прогулки по приятной местности из Видесса в Гарсавру. Не о чем говорить. Разве ты не спас меня от намдалени, когда мы сражались с Драксом во время первой гражданской войны? Ты заколол его как раз вовремя.
— А ты помнишь, кик ты отплатила мне за это?
Легионеры взвыли и засвистели. Что-то в глазах Неврат сказало Марку, что помнила она и другие вещи, но в ее больших черных глазах сверкало и озорство.
— Очень хорошо помню, — ответила она просто и прямо.
— Что ж, тогда сравняем счет, — заявил Марк. Крики и улюлюканье стали еще громче. Трибун обратился к Багратони: — Смотри внимательно, Гагик, я собираюсь поцеловать замужнюю женщину.
И обнял Неврат.
— Ты не возражаешь? — прошептала она ему в ухо.
Он кивнул.
Неврат поцеловала его на этот раз по-настоящему, более нежно, чем собиралась. Губы ее были уверенными и сладкими.
— Если ты делаешь что-то, то лучше делать это, как полагается, -заметила она.
— Возможно, мне следовало оставить тебя в Видессе, — зарычал Сенпат, но и он весело смеялся.
Легким кивком Неврат дала понять Марку, что Сенпат ничего не знает. Впрочем, не было ничего такого, что он должен был бы «знать».
Багратони подтолкнул трибуна локтем.
— Так что же такого особенного я должен был увидеть? Такие вещи я знал, когда мне было только двенадцать лет.
Шум в римском лагере привлек и других имперских солдат — видессиан, хатришей, халогаев, хаморов, нескольких намдалени. Они бросились к укрепленной насыпи, чтобы посмотреть, что же привело в такое возбуждение обычно спокойных, невозмутимых легионеров.
— Ну вот, а мы хотели, чтобы наше прибытие осталось незамеченным, -сказал Горгид.
Скавр отлично понял, что он имел в виду.
— Это уже не имеет значения, — ответил он. — Когда Гуделин и Скилицез доложат Императору обо всем, он и так узнает, кто прибыл вместе с аршаумами.
И очень скоро, подумал Марк, последует официальный вызов к Туризину.
Виридовикс нахмурился.
— Тебе-то он, по крайней мере, дал хоть какие-то обещания, — сказал он Марку. — А меня он точно изрубит на кусочки, как собаку, за то, что я мял его любовницу в постели.
Ничто не могло убедить Виридовикса в том, что Туризин был только рад избавиться от Комитты Рангаве.
Трибун, в свою очередь, размышлял над тем, много ли стоят обещания Автократора. Он знал Гавра как человека, который держит слово, но знал также, как велик будет соблазн нарушить клятву.
Ну что ж, тут уж ничего поделать нельзя. И не имеет значения, что собирается делать Туризин. У Авшара тоже имеются свои планы, и эти планы могут разрушить намерения всех остальных.
— Нам нужно узнать побольше о том, что здесь происходит, — сказал трибун Гаю Филиппу.
— Муниций и Багратони будут твоей правой и левой рукой, — ответил ветеран. — И я уже послал за Пакимером.
— Отлично.
Муниций провел их к командирской палатке, которая стояла в центре главной «улицы» лагеря. Он посторонился, пропуская Скавра вперед.
— Похоже, мне нужно снова привыкать к маленькой палатке, — заметил Муниций.
Палатка действительно была просторной. Но, если не считать постели, нескольких циновок и простого походного мешка, она была совершенно пустой. Муниций был солдатом.
Оглядевшись по сторонам, Виридовикс сказал:
— Какая разница, сколько у тебя свободного места? Ты мог спокойно жить и в бочке. Все равно у тебя нет вещей.
— Не думаю, что Ирэна будет этим довольна, — сказал Муниций. — Она снова ждет ребенка.
— Она в Гарсавре? — спросил Марк.
— Да. Все женщины там, за исключением Неврат, но она настоящий воин. Мы бросились на запад в необычайной спешке. Мы не пытались прогнать йездов, а просто прошли сквозь них. Гавр поступил точно так же. Эти ублюдки все еще роятся, как мухи, между Гарсаврой и Аморионом.
— Вот и ответ на один из моих вопросов, — сказал Гай Филипп. — Это не совсем то, что я хотел бы слышать, но именно этого я и ожидал.
Лаон Пакимер прибыл, едва они уселись на циновки. Хатриш тоже сел и кивнул Скавру и Гаю Филиппу так спокойно и непринужденно, как будто они расстались несколько часов назад.
— Ты пришел довольно быстро, — нехотя признал старший центурион. Трудно было сказать наверняка, что больше раздражало его: быстрота и эффективность действий Пакимера или его легкомысленный, ребяческий стиль командования. Командир хатришей знал, что выводит ветерана из себя, и решил подшутить над ним.
— У нас есть свои обычаи, — сказал он весело.
— Пакимер переговорил с Кононом прежде, чем римский гонец добрался до лагеря хатришей, — пояснил Горгид.
Пакимер обиженно надулся:
— Ты опять испортил мне фокус!
— Ладно, давай о серьезном, — сказал Марк.
Хатриш внезапно стал деловитым, как и остальные собравшиеся. Он сообщил Скавру подробности: легионеры и хатриши вместе пробились к Амориону из Гарсавры. Когда Туризин увидел, что их поход увенчался удачей, он последовал за ними с остальной частью армии, которая теперь базируется в Аморионе. Гавр не сумел полностью взять под свой контроль долину реки Аранд, но послал отряд к северу от порта Наколея на побережье Видесского моря.
— Это разумно, — сказал трибун. — Таким образом, мы не будем совершенно отрезаны от Империи.
После этого разговор перешел к вопросам обеспечения продовольствием, готовности солдат к походу и войне, о планах Гавра.
Секст Муниций сказал:
— Вряд ли у него вообще были какие-то планы, когда он пошел за нами. Разве что хотел убедиться, что мы не захватим Аморион. Но теперь получено донесение о том, что Авшар движется на нас через Васпуракан. Если это так, то Аморион послужит хорошей базой.
Трибун и его друзья обменялись торопливыми взглядами.
— Этот проклятый высохший труп передвигается, на мой взгляд, слишком быстро, — заметил Гай Филипп.
Никто не сомневался в том, что князь-колдун намерен сокрушить Видесс раз и навсегда. Они видели приготовления Авшара собственными глазами; трибун и старший центурион слышали похвальбу и угрозы, срывавшиеся с сухих губ колдуна.
Пакимер сказал:
— Мне кажется, в прибытии Императора сразу вслед за нами кроется куда больше смысла, чем говорил Муниций. — Хатриш замолчал и стал ждать, пока Скавр и его друзья сами найдут ответ на эти слова.
— Политика? — предположил Гай Филипп.
Командир хатришей в замешательстве почесал голову. Пусть его религия и отличалась от ортодоксального видессианского учения, но Пакимер был частью этого мира — в отличие от грека, римлян и Виридовикса.
— Иногда мне кажется, — проговорил он, — что вы родились полуслепыми. Попробуйте понять, если сможете: за последние несколько лет Аморион был заражен схизмой. Этот город выступал против жрецов Фоса и официальной столицы, за что спасибо Земарку. Вы, римляне, в большинстве своем язычники и неверующие. Имперцы же считают мой народ одним сортом еретиков, а народ Багратони — другим. Туризин не мог доверить никому из нас установить здесь власть; иначе зачем же он привез с собой Бальзамона? Разве не для того, чтобы вернуть схизматиков в лоно ортодоксальной веры?
— Бальзамон здесь? — Марк насторожился. — Я ничего не слышал об этом.
— Да, это так. Старый лысый человек проповедовал направо и налево -очень здорово проповедовал, надо признать. Я сам слушал его раз или два. Очень живой человек. По правде говоря, еще бы несколько таких жрецов, как он, и я сам обратился бы в веру имперцев. Он заставляет тебя поверить в Добро.
— Я тоже слушал его, — подхватил Багратони. — Он куда лучше, чем Земарк, — да, в тысячу раз! Но переменить веру? Нет, никогда. Слишком много страданий претерпели «принцы» от Видесса, чтобы теперь принять веру Империи.