После этого совещание быстро закончилось. Марк подумал, что даже истовый религиозный Скилицез не осмелился бы в эту минуту спорить с накхараром о религии. Что касается самого Марка, то он вообще не следовал вере Фоса. И куда больше понимал светского владыку Видесса, чем всех его жрецов и патриархов вместе взятых.
халогаев уже поджидали Скавра у главных ворот римского лагеря. Кое-чему халогаи от легионеров уже научились, подумал Марк. Из четырех ворот лагеря главные были самыми близкими к палатке командира.
На самом деле Скавр пытался отвлечься от гнетущей тревоги, думая о таких обыденных вещах. Халогаи вызвали только его, а не Гая Филиппа, Горгида или Виридовикса. Марк не был уверен, что это хороший знак.
Наемники-северяне обливались потом под знойным видессианским солнцем. Это были высокие белокурые люди, такие же рослые, как трибун, но более широкие в плечах. У одного из них волосы свободно падали на плечи, другой заплел их в толстую косу, которая спускалась ему на спину. У обоих висели в ножнах мечи, хотя основным оружием гвардейцев-халогаев были тяжелые боевые топоры на длинных рукоятях.
Они кивнули Марку, узнав его. Халогаи с косой сказал:
— Нам приказано отвести тебя к Автократору.
Халогай говорил с сильным жестким акцентом, но трибун понял его. Он пошел между двух стражников, которые подняли свои топоры на плечи и двинулись к императорскому шатру.
Гавр не стремился к роскоши и в походе жил очень просто и скромно. Голубой флаг с золотым солнечным шаром в расходящихся лучах развевался перед его палаткой. Это был единственный знак, свидетельствовавший о его высоком положении. У многих офицеров были шатры куда богаче.
Еще двое солдат-халогаев ходили взад-вперед перед входом. Они напряженно замерли, когда перед ними появились Марк и его сопровождающие. Один из северян сказал:
— Это командир римлян.
Часовые отошли в сторону, пропуская их внутрь.
Склоняя голову под пологом и входя, Скавр делал все возможное, чтобы удивление никак не отразилось на его лице. Почему халогаи назвали его «командиром римлян»? Ведь Туризин отобрал у него звание! Неужели он снова вернул ему легион?
Но у Марка было не слишком много времени для замешательства; он слышал, как Гавр нетерпеливо говорит:
— Давайте покончим с этим поскорее. У меня есть и другие дела.
Какой-то офицер отсалютовал Императору и повернулся спиной к Скавру. При звуке его голоса трибун сжался, как пружина. Провк Марзофл! Когда тот повернулся, чтобы выйти из шатра, он налетел на Марка и вдруг замер, как громом пораженный. Недоумение и злоба исказили его лицо.
— Ты?! — вскрикнул он, хватаясь за меч.
Рука Марка молниеносно метнулась к оружию. Один из халогаев бросился между Марзофлом и Скавром, другой железной хваткой стиснул руку римлянина.
— Оставь оружие в ножнах, — приказал он, и трибуну оставалось только повиноваться.
Туризин не двинулся с места. Он сидел за столом, заваленным свитками.
— Выполняй приказ, Провк, — промолвил он. — Могу заверить тебя, что поступлю с ним так, как он заслуживает.
Тон и слова Императора не слишком понравились Скавру. Но и Марзофла они не чересчур обрадовали.
— Слушаюсь, — ответил кавалерист, едва не задохнувшись от бессильной злобы. Он надменно тряхнул волосами и вышел из палатки, процедив на прощание сквозь зубы: — Между нами еще не все закончено, ты, осел в львиной шкуре.
Единственное, что не позволило римлянину броситься на Марзофла, была железная рука стражника. Гнев Марка удивил даже его самого. Он не сердился на кавалериста за то, что вытерпел сам: сделано и позабыто. Но Марзофл был в ответе за все, что случилось в эти несколько месяцев с Алипией. А этого трибун никак не мог ни забыть, ни простить. Принцесса и так уже выстрадала слишком много.
— Убирайтесь отсюда, Бьоргольф, Харэк, — сказал Туризин стражникам-халогаям, стоявшим справа и слева от трибуна. — Эвинд и Скаллагрим останутся снаружи и проследят за тем, чтобы этот человек не попытался умертвить меня. Впрочем, он ведь этого не сделает — я нужен ему живым. Не так ли, чужеземец?
Туризин цинично посмотрел на Марка. Трибун промолчал. Халогаи отдали честь и вышли — у них не было ни малейшего желания спорить со своим повелителем.
Трибун повернулся к слуге, который чистил его красные сапоги, и бросил ему серебряную монету.
— Довольно, Гликий. Иди потрать ее на что-нибудь.
Рассыпавшись в благодарностях, видессианин последовал за наемниками-халогаями. Когда он ушел. Император с удовольствием хмыкнул:
— Теперь здесь не осталось никого, кто упал бы в обморок, увидев, что ты все еще отказываешься от проскинезы.
Марк по-прежнему стоял молча. Ему уже приходилось видеть Туризина в таком игривом настроении. Это беспокоило Марка, он не мог читать мысли Императора.
Гавр поднял бровь:
— Если ты не собираешься ложиться на брюхо, то, по крайней мере, садись в кресло.
Трибун повиновался.
Скрестив пальцы, Туризин внимательно рассматривал его целую минуту, прежде чем заговорить снова:
— Что же мне делать с тобой, римлянин? Ты, как фальшивый медяк, всегда появляешься, когда тебя не ждут.
Марку внезапно стало не по себе от этого неопределенного начала — Гавр обычно держался куда прямее и откровеннее. Наконец трибун сказал:
— Мне кажется, возможны только два варианта. Или ты сдержишь слово, или казнишь меня.
Император тонко улыбнулся:
— Пытаешься меня уговорить? Несколько раз мне и впрямь страшно хотелось видеть твою голову на пике у Вехового Камня. Но не я буду решать сейчас твою участь.
— Не ты. Авшар. — Это не было вопросом.
— Да. — Мысль о войне снова заставила Туризина посерьезнеть. — Вот, смотри сам.
Скавр придвинул свой стул поближе. Гавр повернул карту западных территорий так, чтобы она оказалась справа от римлянина, и показал реку Рамн на восточном рубеже Васпуракана.
— Сигнальные костры донесли, что армия йездов перешла Рамн чуть севернее города Соли. Это было вчера.
Трибун мысленно прикинул расстояние. Князь-колдун передвигался быстрее, чем Марк считал возможным.
— Значит, через неделю. Возможно, плюс-минус один-два дня, не больше. На их пути лежит каменистая пересеченная местность. Или ты собираешься встретить их где-то на полпути, по дороге сюда?
— Нет. На этот раз я решил стоять в обороне.
Туризин раздраженно покривил губы; его первым порывом всегда была атака.
— После Марагхи, — продолжал Император, — после бесконечных гражданских войн, это — последняя армия, которую я сумел наскрести. Если я потеряю ее, то у Видесса не останется ничего. И это еще одна причина заботиться о твоем здоровье, засранец. Я не могу позволить себе роскошь подбить твоих головорезов на мятеж.
Марк принял командование легионом так же непринужденно и незаметно, как Туризин — обмолвился об этом в разговоре.
— Сколько солдат в армии Авшара? — спросил он.
— Я надеялся узнать об этом от тебя. Его армия больше моей, я полагаю, но ты хорошо знаешь, чего стоят донесения, переданные на такие большие расстояния. Да и йезды идут в поход со всеми своими запасными лошадьми, что заставляет людей думать, будто их в несколько раз больше. Но ведь ты только что был в Машизе… Ад Скотоса, Скавр, если верить Гуделину, ты был рядом с Вулгхашем, когда Авшар выдернул трон прямо из-под его задницы. Это была первая весть о его низвержении. О том, что происходит в Иезде, ты должен знать больше всех.
— Я могу кое-что рассказать тебе об Авшаре, если хочешь. Туризин нетерпеливо тряхнул головой:
— Я уже и так знаю больше, чем мне хотелось бы. Не имеет значения, кто сидит на троне Иезда — Авшар или Вулгхаш. Важно другое: вот уже много лет именно Авшар дергает все ниточки.
— Я встречался с Вулгхашем и не стал бы с такой уверенностью говорить, что не имеет значения, кто именно занимает престол владык Иезда, -отозвался трибун. — А сейчас я скажу тебе то, чего не мог сообщить тебе Гуделин: Вулгхаш жив, хотя Авшар считает его мертвым.