Большие золотые шары на шпилях Собора отражали багровый свет заката. Марк направился в сторону Срединной улицы. Он шел медленно. Извилистые улочки были полны народу. Непрерывным потоком двигались люди — пешие и на мулах, в портшезах, на конях и ослах, в повозках и колесницах, запряженных четверкой или шестеркой коней; телеги, тачки, полные овощей, фруктов, зерна… Кричали животные, погонщики бранились и замахивались кнутами, борта телег цеплялись за стены домов, колеса громко скрипели.
— Что ж, продолжай в том же духе. Тогда я тоже сделаю вид, будто знать тебя не знаю, — возмущенно сказал кто-то на ухо трибуну.
Скавр резко повернулся.
— А, Тасо. Привет. Прости. Я действительно тебя не заметил.
— Да, конечно. Косматая бороденка делает меня прямо-таки невидимкой. — Посол Хатриша фыркнул. Маленький, похожий на птицу, Тасо Ван выглядел бы истинным видессианином, если бы не борода, падавшая на его грудь неопрятной копной. Ван охотно подравнивал бы ее, как это делают имперцы, но каган Хатриша настаивал на соблюдении традиций. Правители Хатриша вели свое происхождение от хаморов, а те не утруждали себя посещением парикмахерских. Правда, хаморы-завоеватели за восемьсот лет изрядно смешались в Хатрише с местным населением, однако подобные мелочи не дозволялось принимать в расчет, коль скоро речь идет о суровых воинских традициях.
Ван по-воробьиному склонил голову на плечо.
— Похоже, ты нечасто выбирался из своей норы. Ну что, Туризин снял тебя с крючка? — осведомился Тасо с хитринкой в глазах.
— Можно сказать и так, — ответил трибун.
Что бы такое наплести хатришу, чтобы вернее скрыть правду? В любом случае вворачивать вранье надлежит очень осмотрительно; бухнуть Тасо Вану какую-нибудь выдумку ни в коем случае нельзя — посол распознает ложь мгновенно. А поскольку в подобных делах Тасо Вана отличала веселая циничность, он не сходя с места назовет Марка лжецом.
Однако персона Марка, похоже, сегодня не слишком занимала Вана; у маленького хатриша было полно новостей.
— Если бы мы с тобой не встретились случайно, мне пришлось бы навестить тебя через денек-другой.
— Ты для меня — всегда желанный гость.
— Всегда надоедливый гость, ты хотел сказать, — усмехнулся хатриш.
Марк принялся возражать, причем вполне искренне. Тасо Ван нравился римлянину. Веселая откровенность хатриша была для него просто глотком свежей воды после тухлятины недомолвок и намеков, с помощью которых замысловато и сложно общались видессиане.
Однако несмотря на свою знаменитую откровенность, даже Ван заколебался, прежде чем начать разговор.
— У меня есть весточки из Метепонта, если ты хочешь их слышать.
Скавр сжался, как пружина.
— Весточки? — переспросил он, стараясь по возможности говорить ровным голосом. Метепонт находился на западном побережье княжества Намдален. Город, где сейчас жила Хелвис. Ее родной город. Вздохнув, трибун проговорил: — Рассказывай! Лучше мне узнать это от тебя, чем от кого-нибудь другого.
— Благодарю. — Выражение замешательства, проступившее на лице Тасо Вана, было для хатриша весьма необычным. — Знаешь ли, у тебя в Метепонте есть теперь дочь. Мои новости устарели на пару недель, но из того, что я знаю, могу сказать: и мать, и ребенок вполне здоровы. Хелвис назвала девочку Амелией. Это не намдаленское имя.
— Римское, — рассеянно сказал Марк. Разумеется, хатриш не помнил всех имен трибуна; Ван слышал их на приеме два года назад и с тех пор наверняка прочно позабыл. Возможно, Хелвис желала посыпать солью душевные раны своего бывшего мужа. А может быть, имя девочки было своего рода просьбой простить ее… Марк покачал головой. Амелия. Дочь, которую он никогда не увидит.
— От кого ты узнал?
— Угадай с трех раз! Разумеется, от барона Дракса. Старина Дракс снова набирает наемников — надо же ему пополнить отряд, который ты покрошил в прошлом году. Кстати, у барона нашлось словечко и для тебя. Он говорит, что очень хотел бы видеть тебя на своей стороне. Ты получишь от него достаточно золота, чтобы не жалеть о перемене хозяина.
С хорошо рассчитанным презрением Скавр сплюнул в щель между булыжниками мостовой:
— Он просто дурак, если ему в голову приходят подобные мысли. Любой, кто предал однажды, предаст и вторично.
Эта мрачная тирада заставила Вана засмеяться:
— А еще он сказал, что ты именно так и ответишь. Оторви подбородок от груди и улыбнись, наконец.