Вот мы и у цели… я отпрянул.
Могила моей матери зияла как огромный беззубый рот. На дне ее стояла черная вода, гроб был наклонен. Очевидно, он был поднят, а затем небрежно опущен назад. Крышка его была открыта. Он был пуст.
Стоявшая сзади Алиса прошептала:
— Спокойно, Дэн. Нет причин для такого волнения.
— Так вот они какие, твои великолепные люди, Алиса, эти боги, и нимфы Нового Золотого Века. Грабители могил! Вурдалаки!
— Я так не думаю! Им не нужны деньги или драгоценные камни. Давай поглядим вокруг. Должно же быть какое-то другое объяснение.
Мы внимательно огляделись, И увидели Мокрого Козла.
Он сидел, опершись спиной о надгробный памятник. И был таким большим, темным и неподвижным, что, казалось, что он был вылит из бронзы и сам является частью этого памятника. Он был похож на «Мыслителя» Родена — только в котелке и набедренной повязке. Но что-то все-таки оживляло его фигуру, и, когда он поднял голову, мы увидели блеснувшие в лунном свете слезы.
— Вы бы не могли сказать, — взволнованно начал я, — почему раскопаны эти могилы?
— Конечно же, мальчик мой! — Акцент у него был провинциальный. — Кто-то из ваших родных захоронен здесь?
— Матушка, — ответил я.
Слезы еще быстрее полились по его лицу, он потянул носом.
— Веруй, м-мальчик, это самое главное. Счастье тебе будет, когда я расскажу славную новость. Моя дорогая жена, понимаешь, тоже была похоронена здесь.
Я не узрел ничего такого, что меня могло бы осчастливить однако ничего не сказал, а только приготовился слушать дальше.
— Да, м-мой мальчик — ты прости меня за то, что я так к тебе обращаюсь. Я ведь ветеран еще испано-американской войны и на пару годков постарше тебя. По сути, если б не благословенное пришествие Махруда — не приведи господь, чтоб он споткнулся — я теперь бы помер от старости и кости мои покоились бы на барже вместе с косточками моей женушки…
— Какой барже? — перебил я его.
— Какой барже? — переспросил он. — Где же ты был? О, да-да, ты ведь новенький. — Он указал пальцем на мою голову, чтобы, как мне показалось, подчеркнуть, что я лысый. — Веруй, м-мальчик, ты должен поспешить в Онабек утром и увидеть, как отплывает баржа с костями. Это будет Великий День, не сомневайся в этом. Будет много Пойла и жареного мяса, а любви столько, что и за неделю не отойдешь.
Переспрашивая по нескольку раз, я узнал, что Махруд велел выкопать останки всех мертвецов на кладбищах своей Территории и перевезти их в Онабек. На следующий день баржа с костями пересечет Иллинойс и разгрузится на восточном берегу. Что будет потом — этого не знали даже младшие боги — но все были уверены в том, что Махруд намерен воскресить всех покойников. И все спешили в город, чтобы быть свидетелями такого события.
От этой новости я почувствовал себя лучше. Если на дорогах и в самом городе будет много народу, то проще затеряться в толпе.
— Это правда, так же, как зовут меня Мокрый Козел, — продолжал старик в котелке. — Сверхбык зашел слишком далеко. Он пытается воскресить мертвых, но наверняка не сможет этого сделать! И что же тогда будет с верой народа в него? И где буду я? — Он заплакал. — Я снова окажусь без работы, снова потеряю свое ремесло — я, который верой и правдой служил Старому Богу, пока не увидел, что почва уходит у него из-под ног, и что Махруд стал восходящим божеством на день сегодняшний. Таким богом, как в былые прекрасные дни, когда боги были богами, а люди — гигантами! А теперь Махруд — Бык его имя — этот негодник Махруд может опростоволоситься, и больше уже никогда не сможет восстановить свою репутацию. И я стану самым жалким на свете из всех несчастных, пророком без доброго имени. Что же хуже, меня должны были вот-вот произвести в статус четверть-бога — я продвигался очень быстро за счет преданности, усердия и того, что помалкивал, когда надо — а Быку захотелось поразвлечься перед народом головоломным фокусом. Что ему не хватало? Как по мне, то он уже достаточно всего понаделывал.
Наконец я выудил из него, что он не столько боялся того, что Махруд потерпит неудачу, сколько опасался, что его затея увенчается успехом.
— Если Махруд на самом деле облечет старые кости в новую плоть, то моя вечнолюбимая жена станет меня разыскивать, и жизнь моя не будет стоить даже старого медного пятака. Она ни за что не забудет и не простит мне того, что это я спустил ее с лестницы десять лет назад, отчего она и сломала себе шею. И для нее не будет особой радости в том, что воскреснув, она станет лучше, чем когда-либо, что у нее будет новая прекрасная фигура и миловидное лицо вместо той грубой хари. Сердце-то у нее останется таким же черствым и каменным. О, боже!