— Достаточно, — резко прервал ее Кейлин.
На этот раз переход меньше испугал Хару, но это было еще хуже.
Разум андроида, который он только что разделял, казался теперь громадным пространством, заполненным нежным светом, его же сознание было темной дырой, забитой страшными формами.
Великолепная сила исчезла. На него навалилась давящая усталость, и он почти с отвращением взглянул на свои дрожащие руки, уже не желая спрашивать, что Кейлин обнаружил в нем — он просто не хотел этого знать.
— Теперь ты знаешь нас? — тихо спросил Кейлин. — Можешь ли ты понять нашу ненависть?
Настало долгое молчание.
Затем Хара ответил, с трудом подбирая слова.
— Это не ненависть. В отличие от людей вы просто не знаете, что это такое… То, что чувствовал я… это не ненависть — это гордость.
Он многое почувствовал в разуме Кейлина — жалость к человеку за его слабость, восхищение перед его храбростью, ибо он жил и творил, несмотря на свою слабость и, может быть, даже благодарность.
Кейлин сделал неопределенный жест:
— Теперь это уже не имеет значения.
Он посмотрел на Хару и землянин впервые увидел в глазах андроида почти усталость, когда тот медленно сказал, как бы размышляя вслух:
— Мы не хотим править людьми, и нам не нужна власть! Вы — люди, владеете и повелеваете нами. Так неужели мы должны погибнуть, уйти в небытие, только из-за того, что вы боитесь нас? У нас нет даже надежды на потусторонний мир, чтобы смягчить это исчезновение!
Сражение будет долгим. Я не хочу его, как и никто из нас. Но мы должны выжить, и, может быть, благодаря этому, люди станут лучше. Между нами не будет примирения, пока эти несчастные миры управляют теми, кто не из толпы, а над ней и не колышется от малейшего дуновения ветра.
Он ненадолго задумался, затем повторил слова Мерит.
— Страх. Всегда страх. Человеческая раса заражена им. Роскошь, страх, чувство вины и сожаления. Если бы только они не боялись нас. Нас разрушают огнем и сталью. Но человеческое воспроизводство медленное и неумелое. Пройдет не так уж много времени — нас будет больше, и мы вернемся за тем, что принадлежит нам по праву. Захочешь ли ты, землянин, помочь нам?
Хара молчал.
— Дай ему отдохнуть, — тихо сказала Мерит.
Кейлин кивнул и вышел.
Хара едва ли заметил это, а когда Мерит ласково заговорила с ним, то встал и, пошатываясь, побрел за ней.
Она отвела его в дальний угол главного ангара, в незаконченный отсек.
Там было темно и жарко.
Землянин сел на влажную землю и опустил голову на руки.
Мерит молча ждала.
Через некоторое время он поднял голову и взглянул на нее.
— Почему ты спасла меня от ножа, Мерит?
— Я не такая, как Кельви. Я создана только для красоты, как танцовщица. Конечно, я тоже задаю себе вопросы, но все они такие мелкие, незначительные.
— Какие вопросы?
— Я живу девятнадцать лет и мой хозяин очень гордился мной, а я зарабатывала ему много денег, и везде, — где я только бывала, в каждом городе, в каждом мире, я наблюдала за мужчинами и женщинами и видела, как они смотрят друг на друга, как улыбаются. Многие из женщин не имели ни красоты, ни таланта, но их любили мужчины и они были счастливы.
Хара вспомнил ее слова: «Я ненавижу мужчин, женщин тоже. Особенно женщин».
— Когда я заканчивала работу, мой хозяин выставлял меня, словно танцующую куклу, и я оставалась одна. Мне нечего было делать, кроме как думать и задавать себе вопросы…
Она казалась сказочным видением.
— Когда ты думал, что я человек, ты говорил, что любишь меня.
Она замолчала, и только ветер шелестел в кронах деревьев.
— Я и сейчас люблю тебя.
— Но не так, как ты бы любил женщину, — прошептала она.
Хара вспомнил, как она танцевала на рынке древний танец — нежный и чистый.
— Да, — глухо сказал он, — но только не потому, что ты меньше, чем человек.
Он обнял ее и внезапно понял, что обнимает не ребенка, не женщину, не что-то зловредное, а невинное создание, чистое, как свет луны и такое же далекое.
Хара ласкал ее, и в нем не было страсти, а только безмерная нежность и глубокая скорбь.
— Для нас было бы лучше, если бы ты остался в Кумаре.
— Теперь ты читаешь мои мысли.
Она покачала головой.
— Кейлин это делает гораздо лучше меня. Поэтому я и сказала, что у нас есть средство помешать измене и если бы я была человеком, то посоветовала бы тебе бежать, надеясь на удачу. Но я не человек и знаю, что это бесполезно.