Окружив Валериуса с королевой, заговорщики шли мимо темной арки, когда факел внезапно погас и человек, который нес его, вскрикнул в агонии.
Не успело еще затихнуть эхо его жалобного крика, как взрыв голубого пламени выхватил из темноты зловещее лицо Саломеи и ослепил людей.
Валериус рванулся вперед, но на его голову обрушился страшный удар. Кто-то вырвал Тамарис из его рук, и второй удар бросил его на каменные плиты.
Он пытался встать, изо всех сил сжимая голову в тщетной попытке избавиться от голубого пламени, дьявольским светом плывшего перед глазами, но когда зрение восстановилось, то он обнаружил, что все еще лежит, уткнувшись в каменные плиты двора — один… не считая мертвых.
Его четыре товарища валялись в лужах крови, а королева исчезла.
Валериус отыскал свою саблю и, сбросив разрубленный шлем, услышал голос, в отчаянии зовущий его:
— Валериус! Валериус!
Шатаясь, он побрел в том направлении, откуда слышался голос и, завернув за угол, столкнулся с девушкой, вскрикнувшей от испуга.
— Инга! Ты сошла с ума!
— Я хотела быть рядом с тобой! — всхлипывая, сказала Инга. — Я пряталась за аркой, а когда увидела, как они выскочили во двор и негодяй тащил женщину, то поняла, что ты потерпел неудачу. Ты ранен!
— Царапина! — отвел он ее руки. — Куда они пошли!
— Они побежали к храму.
Валериус побледнел.
— О, Иштар! О, демон! Она решила отдать Тамарис дьяволу, которому поклоняется! Беги к южной стене! Скажи людям, что их истинная королева здесь и колдунья тащит ее в храм! Беги!
Всхлипывая, девушка побежала по узкой улочке, а Валериус бросился через площадь к огромному мрачному Храму.
Он ворвался в храм и увидел ведьму на полпути к жертвенному алтарю, за которым виднелась большая металлическая дверь, украшенная мерзкими сценами. Следом за ней шел жрец с королевой в руках.
Очевидно, Тамарис, чувствуя, на что ее обрекли, боролась из последних сил. Теперь королева тяжело дышала, лохмотья ее были сорваны, и она устало корчилась в мёртвой хватке обезьяноподобного жреца, как белая нимфа в руках сатира.
Задохнувшись от ярости, Валериус до боли сжал рукоять сабли и бросился через огромный зал.
Увидев его, Саломея вскрикнула, а жрец, бросив Тамарис на мраморный пол, выхватил тяжелый нож, уже запачканный кровью. Однако одно дело зарезать ослепшего человека и совсем другое драться с молодым хиборианцем, воспламененным отвагой и ненавистью.
Нож взметнулся, но прежде чем лезвие опустилось, клинок Валериуса мелькнул в воздухе и кулак, державший нож, отделился от запястья и покатился, разбрызгивая кровь, а обезумевший Валериус все рубил и рубил, пока изувеченное тело не стало падать, разваливаясь на части.
Тогда он резко обернулся, быстрый и яростный, и бросился к Саломее, которая склонилась над Тамарис, сжимая в одной руке черные локоны сестры, а другой, вытаскивая кинжал и, дико заорав — ударил ее саблей в грудь с такой силой, что острие выскочило между лопаток.
Ведьма ужасно захрипела, схватилась за клинок и, покачнувшись, рухнула рядом с сестрой… Ее тело корчилось в агонии, глаза горели зловещим огнем, но она, царапая и кусая голые камни, с дьявольской силой цеплялась за жизнь, уходящую из раны в малиновом полумесяце…
Валериус отвернулся от скорчившейся на полу фигуры, взял на руки бесчувственную королеву и, пошатываясь, пошел к выходу.
Площадь перед храмом была забита горожанами, которые пришли, из-за непонятных криков Инги или оставили стены из страха перед надирающейся из пустыни опасности.
Откуда-то доносились звуки разбиваемого камня, и отряд мрачных шемитов пробивался сквозь толпу, спеша к южным воротам.
Увидев молодого мужчину, который появился на ступенях храма, бережно прижимая к себе гибкую обнаженную фигуру, наемники замерли, шум на площади постепенно стих.
— Вот наша королева! — закричал Валериус и горожане издали нездоровый рев.
Расчищая дорогу, шемиты направились к храму, как вдруг дверь его со скрипом открылась и из полумрака появилась окровавленная шатающаяся фигура.
При виде колдуньи Валериус остолбенел, чувствуя, как могильный холод охватывает все его тело — его сабля проткнула ее, разрезала ее сердце и по всем человеческим законам она должна была умереть, но она, покачиваясь, по-прежнему стояла перед ним, и ее злобный оскал сводил его с ума.
— Тхаг! — прохрипела Саломея. — Тхаг!
И как бы в ответ на этот ужасный зов из храма гулко донеслось чудовищное кваканье и треск ломающегося дерева.
— Вот наша королева! — заорал капитан наемников. — Убейте мужчину!
Толпа взревела, наконец-то сообразив в чем тут дело, и горожане с душераздирающим воплем накинулись на наемников, разрывая их на куски.
Саломея рухнула на мраморные ступени. Шемиты, несмотря на отчаянное сопротивление, бросились к храму, прорубаясь сквозь толпу.
Валериус метнулся к двери храма и, распахнув ее, пронзительно закричал от ужаса и отчаянья…
Из полумрака, освещенного лишь пыльными столбами света, падающего откуда-то сверху, громадными лягушечьими прыжками к нему неслась невероятная темная масса и отблески света играли в ее огромных выпученных глазах, отражаясь от мерцающих когтей, клыков и грязно-зеленой влажной кожи.
Валериус кинулся прочь, но свист стрелы напомнил ему о смерти, ждущей снаружи. Тогда он затравленно оглянулся и выскочил на площадь, где несколько шемитов уже прорвались сквозь толпу и быстро поднимались по мраморным ступеням.
Их луки поднялись, но Валериус, прижимая к груди бесчувственную королеву, успел скрыться за колонной. Шемиты не спеша направились к ним.
С грохотом обрушились высокие резные двери и в образовавшийся проем протиснулась бесформенная чудовищная морда.
Толпа отхлынула.
Крики ужаса смешались с хрипом агонии задавленных людей, но чудовище, казалось, искало только Валериуса и девушку.
Тяжелая туша обрушилась рядом с ними, как вдруг раздался стук копыт, и отряд шемитов на взмыленных конях ворвался на площадь.
За ними гналась орда всадников, и во главе их возвышалась гигантская фигура в черной кольчуге.
— Конан! — дико закричал Валериус. — Конан!!!
Гигант подал короткую команду.
Облако стрел пропело над площадью и с тошнотворным треском воткнулось в чудовище, отбросив его на ступени лестницы.
Туша, издавая предсмертное хриплое кваканье, рухнула на колдунью и они, разбрызгивая кровь, покатились по Мраморным ступеням, под погребальное пение стрел.
Конан не спеша подъехал к лестнице и, спрыгнув с коня, приблизился к Валериусу, который в полном изнеможении сидел на ступенях.
— Клянусь Кромом, да это же Тамарис! Но кто же тогда там? — он указал на темную зловонную кучу.
— Демон, принявший ее облик, — выдохнул Валериус, а Конан с чувством выругался и, сорвав плащ со стоящего рядом солдата, бережно завернул в него нагую королеву.
Тамарис открыла глаза и изумленно посмотрела на покрытое шрамами лицо киммерийца.
— Конан! Я сплю?.. Ведь Саломея расправилась с тобой.
— Вот это вряд ли. Да и ты не спишь. Ты снова королева Хаурана, а я только что разбил Константинуса около реки и многие из его псов уже никогда больше не вернутся на родину… Стража закрыла передо мной ворота, но, раскачивая с седла тараны, мы быстро сорвали их и вот я здесь, а все мои воины, кроме этих пятидесяти, остались снаружи. Я не очень-то доверяю им, а этих хауранских парней хватит, чтобы защитить тебя.
— Это был какой-то кошмар! — прошептала Тамарис. — О, мои бедные подданные. Ты должен помочь мне вознаградить их. Отныне ты мой советник!
Конан рассмеялся и поманил хауранских воинов, толпившихся в отдалении. Они подбежали и низко склонились перед своей, вновь обретенной, королевой.
— Нет, королева, с этим покончено. Я теперь вождь Зуагиров и должен вести их грабить туранцев, как и обещал. Валериус, будет тебе хорошим советником, а я покидаю вас.