И больше не оборачиваясь, поскакал к городу — гибкая прямая фигура в окружении флегматичных бородатых наемников.
Небольшое облако пыли отмечало их путь.
Теперь человек, висевший на кресте, казался единственным признаком разумной жизни в этом пустынном, покинутом всеми, месте, а Хауран менее чем в полумиле отсюда, с таким же успехом мог быть на другом конце мира, в другом веке.
Около городской стены раскинулись плодородные поля и виноградники, серебристое мерцание отмечало путь реки, а за рекой песчаная пустыня тянулась до самого горизонта.
Конан посмотрел на сверкающие башни Хаурана и сморщился от отвращения. Этот город предал его, и вся Вселенная теперь сократилась до четырех железных штырей, удерживающих его от жизни и свободы.
Его огромные мускулы напряглись, как стальные канаты, пот выступил на побелевшей коже, а он все искал и искал опору, чтобы вырвать эти проклятые штыри. Бесполезно. Они были загнаны слишком глубоко. Тогда он попытался сорвать с них свои руки, но обжигающая бездонная мука заставила его прервать это усилие. Головки у штырей были слишком широкие, и он просто не смог бы протащить их через раны.
Приступ отчаяния овладел гигантом, и он повис без движения.
Хлопанье крыльев заставило его посмотреть вверх, как раз в тот момент, когда зловещая тень упала с неба и острый клюв, нацеленный прямо в его глаза, лишь оцарапал щеку. Отдернув голову, Конан отчаянно закричал.
Коршун отпрянул и стал кружить над его головой.
Кровь уже проложила извилистые дорожки на покрытом спекшейся пылью лице киммерийца, он невольно облизал губы и сморщился от ее солоноватого вкуса.
Его давно уже мучила жажда.
Прошлой ночью было выпито слишком много вина, а убивать — было потной, вызывающей жажду, работой. Теперь Конан смотрел на далекую реку, как человек смотрит сквозь приоткрытую решетку ада, и вспоминал те огромные кубки искрящегося вина, которые он когда-то так безразлично выпил или вылил на пол таверны.
Солнце зашло — бледный шар в огненном море крови.
В малиновом зареве башни города казались призрачными видениями.
Коршун с диким клекотом ринулся вниз, и клюв его разодрал кожу на подбородке Конана, но прежде чем птица успела отпрянуть, зубы варвара сомкнулись на ее шее.
Коршун отчаянно захлопал крыльями, когти его впились в грудь гиганта, но тот все крепче и крепче сжимал челюсти. Наконец шейные позвонки хрустнули и птица обмякла. Он разжал зубы и выплюнул изо рта кровь.
Злобная радость овладела Конаном. Кровь сильно и яростно забила в его венах. Он мог бороться со смертью — он жил.
— Клянусь Митрой, — раздался вдруг чей-то голос, — за всю свою жизнь я не видел ничего подобного.
Конан поднял голову и увидел четырех разглядывающих его всадников. Это были кочевники — зуагиры. Их предводитель удивленно присвистнул, похлопывая по холке своего коня.
— Клянусь Митрой! Я узнаю этого человека! Да это же киммериец — капитан королевской стражи! Кто бы мог подумать такое о королеве Тамарис? Уж лучше бы она дала нам шанс пограбить и начала бы какую-нибудь кровавую войну. Сегодня мы подкрались так близко к стенам города, и нашли только эту старую клячу, — он взглянул на красивую кобылу, которую держал на поводу один из кочевников. — И эту умирающую собаку, — он указал кривым пальцем на крест.
— Если бы я мог спуститься вниз, то я бы сделал окровавленную собаку из тебя, запорожский вор, — проскрежетал киммериец сквозь почерневшие губы.
— О, Митра, негодяй знает меня! — воскликнул всадник. — Откуда ты, негодяй, знаешь меня?
— В этих краях только ты один из этой породы, — пробормотал Конан. — Ты — Ольгерд Владислав, предводитель преступников.
— Да, и когда-то был гетманом казаков, как ты уже догадался. Тебе хотелось бы жить?
— Только глупец может задать подобный вопрос, — выдохнул Конан.
— Я жестокий человек, — медленно сказал Ольгерд. — И сила — единственное качество, которое я уважаю. Я сам буду судить, мужчина ты или гордец, годящийся лишь на то, чтобы остаться здесь и подыхать.
— Если ты снимешь его, нас могут увидеть со стен, — мрачно возразил один из кочевников.
Ольгерд покачал головой.
— Нет, уже слишком темно. Джайбали, возьми топор и сруби крест у основания.
— Крест может упасть вперед и раздавить его, — попытался было возразить Джайбали. — Правда я могу подрубить его так, чтобы он упал назад, но тогда этот удар может проломить ему череп и разорвать кишки.