Я усмехнулся:
— Вот будет смех, если старый проф и впрямь подумает, что это настоящая бутылка Гобни!
А Билл, который теперь стал человеком рациональным, свирепо глянул на меня и сказал свисающей с плеча белке:
— О, Собирательница Орехов, этот простак совершенно ничего не знает! Ей богу, у него не хватает ума, чтобы понять, что с самого начала, с того момента, когда ее сделали, эта Бутылка предназначалась именно Босуэллу Дархэму. Он подходит и по фамилии, и потому, что родился под знаком Тельца, и потому что он Бык по натуре, хотя всегда тщательно скрывал это.
И бармен, который теперь стал лысой Алисой — лысой, как ее собственная попка — протянул мне Бутылку.
— Вот, пейте за счет заведения…
И тогда я стал медленно скользить вниз, все ближе, ближе к краю…
— Пей, пей, пей! — кричала Алиса. — Иначе пропадешь!
Но я не сделал этого и со стоном проснулся. В глаза мне ударило солнце, а Алиса трясла меня и спрашивала:
— Дэн, Дэн, в чем дело?
Я рассказал ей о том, что мне приснилось, и как в моем сне перемещались фантазия и подлинные события. Я рассказал ей о том, как купил бутылку у О'Брайена и переслал ее профессору. Это была мистификация, шутка.
Но какое ей было дело до моего сна — у нее, как и у меня, каждая клеточка тела и мозга была охвачена только одним — жаждой.
Она облизала сухие, потрескавшиеся губы, с тоской посмотрела на реку, где радостно плескались горожане, затем задумчиво сказал:
— Не думаю, что мне повредит, если я посижу в реке, а?
— Будь осторожна, — предостерег я ее.
Мне страшно хотелось присоединиться к ней, но я не мог даже близко подойти к воде. С меня было достаточно того, что я сумел подавить в себе панику, когда утренний бриз принес со стороны реки запах Пойла.
Пока она стояла в воде по бедра и, черпая воду ладонями, обливала себе грудь, я осмотрел окрестности при дневном свете. Слева от меня были какой-то склад и пристань. У пристани стояла длинная баржа для перевозки угля, перекрашенная в ярко-зеленый цвет. Множество мужчин и женщин, не обращая внимания на приготовления к празднеству, были заняты тем, что таскали мешки и продолговатые, похожие на мумии свертки из склада на баржу. Это были останки тех, кто совсем недавно покоился на кладбищах Счастливой Долины. Если полученная мною информация была верна, то после официальной церемонии они будут перевезены на противоположный берег.
Отлично. Я собирался отправиться туда вместе с ними. Как только Алиса выйдет из воды, мы обсудим мой план, и если она посчитает, что сможет присоединиться ко мне, то…
Большая ухмыляющаяся рожа высунулась из воды как раз позади Алисы. Она принадлежала одному из тех шутников, которые ошиваются на каждом пляже и, схватив за ноги, затаскивают в воду зазевавшихся девушек. Я хотел было закричать, но было уже слишком поздно. К тому же, не думаю, что меня можно было бы услышать сквозь шум толпы.
После того, как Алиса отфыркалась и отплевалась, на ее лице появилось выражение крайнего восторга. Через минуту она уже пила воду большими глотками. Я весь обмер, потому что теперь она была в стане противника. Нужно было уходить. Сзади слышались ее крики:
— Иди сюда, Дэн, отличное пиво!
Я пробирался сквозь толпу, едва сдерживая горечь утраты, пока не вышел к дальнему концу склада, где Алиса не могла меня увидеть, и быстро вошел внутрь здания. Тут я заметил на куче мешков корзину для завтрака и, схватив ее, развязал один из мешков, сунул внутрь корзину и поднял мешок на плечо. Затем незаметно присоединился к очереди рабочих, которые тащили мешки на баржу, и проворно взбежал вместе со своей ношей по трапу.
Но вместо того, чтобы поставить свой груз туда же, куда ставили остальные, я быстро зашел за гору мешков. Расположившись так, чтобы меня не было видно с реки, я вынул корзину, а кости вытряхнул через борт в реку. Выглянув из своего укрытия, я внимательно осмотрел берег. Алисы видно не было.
Удовлетворенный тем, что она не сможет меня отыскать, и, радуясь, что не раскрыл ей свои планы прошлой ночью, я заполз в мешок, прихватив с собой корзину.
Оказавшись там, я отдался во власть трех чувств, разрывающих меня на части — скорби, голода и жажды. Слезы текли из моих глаз всякий раз, когда я вспоминал об Алисе, и в то же самое время я с жадностью проглотил без всякой остановки одно за другим: апельсин, куриную ножку, грудинку, полбуханки свежего хлеба и две огромные сливы.
Фрукты в какой-то мере утолили жажду, но полностью облегчить те ужасные мучения, которые я испытывал, могло только одно вещество — вода! К тому же в тесном мешке было очень жарко. Солнце грело его беспощадно, и хотя я старался не прикасаться хотя бы лицом к нагретой мешковине, страдания от этого не уменьшались. Однако я не собирался сдаваться, раз уж зашел так далеко.