На длинном столе в двух подогреваемых голубым пламенем кубах извивались две черные, гибкие ленты. Их движения напоминали танец болотной кобры. Движение шло не только в прозрачных кубах, но и в воздухе, во всей просторной комнате. Паутина черного дыма как бы создавала барьер между сверкающими мечами двух друзей и Христомило, который, как и раньше, стоял у своих приборов. Только на этот раз он главным образом смотрел на Фафхрда и Мышелова, лишь изредка бросая косой взгляд на воплощение своего жуткого бормотания
На другом конце стола, там, где не было черной паутины, сидел Сливни, и с ним еще одна крыса, уступавшая последнему разве что размерами черепа. Из крысиных нор вдоль стен глазело множество горящих красных глаз.
В дикой ярости Фафхрд принялся кромсать черный барьер, но струи дыма вытекали из кубов быстрее и проворнее, чем Северянин успевал рубить их. Разрезанные клинком обрубки, вместо того, чтобы безжизненно повиснуть, ползли к Фафхрду, как усики какого-то хищного растения.
Северянин перебросил меч в левую руку и, выхватив кинжал, бросился к колдуну. С молниеносной быстротой он рассек подряд три черные ленты. Четвертая и пятая замедлили его движения, шестая почти остановила, а мертвая хватка седьмой заставила Фафхрда замереть на месте.
Христомило довольно захихикал, обнажая кривые зубы. Сливни, вторя своему хозяину, тоже затрясся в экстазе.
Мышелов что есть мочи заработал Кошачьим Когтем, но результат оказался столь же плачевным. Пока он рубил одну ленту, две другие обвились вокруг его руки, державшей меч, а третья захлестнула шею.
Черные крысы стали выползать из нор и рассаживаться вдоль стен.
Тем временем несколько колдовских лент обвились вокруг лодыжек Фафхрда, чуть не опрокинув его на пол. С трудом удержав равновесие, Северянин сорвал с пояса кинжал Вланы. Лезвие было коричневым от засохшей крысиной крови. Блеснула серебряная рукоять.
Увидев кинжал, Христомило побледнел Издав странный жалобный звук, колдун отпрянул от стола и поднял свои когтистые лапки, словцо пытаясь защититься от неизбежного. Кинжал Вланы с легкостью прошел сквозь черный барьер, — казалось, он просто рассеялся перед ним — и, полоснув по скрюченным лапкам чародея, по самую рукоять впился в его правый глаз. Христомило тоненько пискнул и прижал ладони к лицу.
Черная паутина стала съеживаться.
Прозрачные кубы разлетелись вдребезги, их содержимое расплескалось по столу, загасив голубое пламя. С характерным звуком жидкость водопадом обрушилась на мраморный пол.
С последним слабым криком Христомило подался вперед, все еще держась за рукоятку пробившего его череп кинжала.
Паутина посветлела, как светлеют чернила, если в них плеснуть воды.
Мышелов рванулся вперед, одним ударом прикончив и Сливни, и сидящую с ним рядом огромную крысу. Те сдохли мгновенно, едва успев выдавить слабый писк. Остальные крысы черными молниями исчезли в своих норах. Последние клубы колдовского дыма рассеялись.
Фафхрд и Мышелов стояли над трупами. В комнате, да и во всем Доме Воров стояла леденящая душу тишина. Даже жидкость, вылившаяся из кубов, застыла.
Безумие и гнев покинули сердца двух друзей. Все перегорело. Осталась лишь пустота. Им уже больше не хотелось убивать ни Кровуса, ни других воров. С ужасом вспомнил Фафхрд лицо убитого им мальчика.
Скорбь. И желание убежать. Убежать из логова колдуна, из Дома Воров. Из Ланкмара.
С отвращением Мышелов выдернул Скальпель из крысиного трупа, тщательно вытер лезвие и убрал в ножны. Фафхрд, почистив, спрятал Серый Прутик. Никто даже не взглянул на кинжал Вланы и на того, кого он пронзил.
На столе колдуна приятели заметили расшитый серебром кисет и пояс Вланы. Рядом лежала голубая шкатулка Ивриан. Эти вещи друзья захватили с собой.
Молча, как и в тот миг, когда пламя охватило уютное гнездышко Мышелова, но испытывая еще большее чувство привязанности друг к другу, Фафхрд и Мышелов устало покинули комнату колдуна, вышли в коридор, миновали дверь, ведущую в комнату с картой, спустились по лестнице и, пройдя еще один пустой и безмолвный коридор, заканчивавшийся пустой обгоревшей нишей, оставили Дом Воров. Они вышли на Дешевую улицу и повернули к северу — самый близкий путь на улицу Забытых Богов. Потом друзья повернули направо — на восток.
Им не встретилось ни одной живой души, если не считать худого и сутулого мальчугана, который уныло шаркал метлой по камням перед винной лавкой в тускло-розовом свете разгорающейся зари.