— У вас здесь поблизости деревня? — поинтересовался я.
— Несколько хижин, — ответил он, — там только лесники и охранники.
— А почему Ты не вооружен? — спросил я.
— Так ведь до поселка рукой подать, — объяснил Пертинакс.
Учитывая, что на Горе хватает разбойников и убийц, которые не постесняются напасть на невооруженного человека, сомнительно, чтобы среднестатистический гореанин поступил так опрометчиво. Мне казалось очевидным, что появление здесь без оружия было не более чем демонстрацией, должной заверить меня в том, что вероятность нападения с его стороны минимальна, а то и вовсе отсутствует. В гореанском языке «незнакомец» и «враг» обозначаются одним словом. Кроме того, в кодексах сказано, что тот, кто бьет первым обычно живет дольше того, кто бьет вторым.
— А вот интересно, что Ты здесь делаешь? — осведомился мужчина.
— Понятия не имею, — честно ответил я.
— Тебя что, высадили на берег, бросили? — уточнил он.
— Возможно, меня должны были встретить, — предположил я.
— Здесь? — удивился Пертинакс.
— Да, — кивнул я.
Мужчина настороженно осмотрелся.
— Ранее Ты спросил, не был ли я «одним из них», — припомнил я. — Из кого «из них»?
— Бандиты, убийцы, наемники, — перечислил он. — Думаю, что они прибыли с юга, возможно, даже из Ара. Их сотни на многих судах.
— В такие отдаленные места? — удивился я.
— Да, — кивнул Пертинакс.
— Вряд ли они могут быть из Ара, — отмахнулся я. — Ар пал и лежит под пятой Ченбара с Тироса и Луриуса из Джада. Там теперь размещены войска Коса и Тироса. Ар разграблен, обескровлен и закован в цепи. Ар разгромлен, подчинен и беспомощен. Его богатства вывезены. Многих из его женщин ведут голыми в караванах к Брундизиуму, чтобы погрузить в трюмы невольничьих судов, направляющихся на Тирос, Кос и другие острова. Мирон из Темоса, теперь Полемаркос в Аре. На троне Ара сидит высокомерная Убара-марионетка, предательница своего Домашнего Камня, женщина по имени Талена, лицемерная преступница, прежде бывшая дочерью великого Марленуса из Ара, пока тот от нее не отрекся.
— Возможно, в Аре что-то изменилось, — предположил мой собеседник.
— Это невозможно, — покачал я головой.
Мне приходилось бывать в Аре. Я видел его беспомощность и деградацию, о многом говорил хотя бы тот факт, что его жителей приучили славить своих завоевателей, винить себя в ошибках других, просить прощения за преступления, жертвами которых были они сами. Войны можно вести разным оружием, и, пожалуй, самым эффективным стало то, которое способно побудить противника побеждать самого себя. И таким образом, люди, побежденные и разоруженные, должны научиться радоваться своей слабости, объявляя ее достоинством. В каждом обществе найдутся свои слабаки и трусы. Но не каждое общество требует чествовать их как своих самых мудрых, самых благородных, самых смелых и самых отважных членов.
— Сотни незнакомцев высаживались с одного корабля за другим, строились в длинные колонны и направлялись в лес, — сообщил он. — Они — подонки и проходимцы Гора. Понятия не имею, что им здесь понадобилось.
— То есть, Ты пришел сюда не для того, чтобы встретить нас? — уточнил я.
— Конечно, нет, — заверил меня мужчина. — И тот факт, что здесь могут быть другие, кто должен был встретить тебя, меня настораживает.
— Ты боишься?
— Да, — не стал отрицать Пертинакс.
— Но меня же Ты не боишься?
— Нет, — ответил он. — Разве мы с тобой не были вместе двадцать пятого Се-Кара?
— Тогда давай пожмем руки в честь этого, — предложил я.
— Нет, — отказался Пертинакс. — Боюсь, моя рука огрубела от топора.
— Прости, — сказал я.
— Но может Ты, в память о двадцать пятом Се-Кара разделишь мое гостеприимство? — предложил он.
— С удовольствием, — согласился я.
Затем мужчина, обозначивший себя как лесничий по имени Пертинакс, улыбнулся и перевел взгляд на стоявшую на коленях рабыню, которая, как это и было подходяще для нее в присутствии свободных людей, и поскольку к ней не обращались, соблюдала молчание.
— Она может говорить? — полюбопытствовал он.
— У нее есть общее разрешение говорить, — сообщил я.
Разумеется, такое разрешение может быть отменено мгновенно, словом или жестом.
— Ты великодушен к рабыне, — заметил Пертинакс.
— Такую свободу позволяют своим девкам многие, — пожал я плечами.
Безусловно, при этом девушка должна говорить как рабыня, и действовать как рабыня, с подходящим уважением в словах, в тоне голоса, в поведении и прочих нюансах. Она, в конце концов, не свободная женщина. Иногда новообращенная рабыня полагает, что может намекнуть на дерзость, или даже проявить открытое неуважение, или подумать о неповиновении, скажем, тоном, голосом, жестом или выражением лица, но ей редко придет в голову повторить подобное нарушение, даже в самой мимолетной и неприметной манере. Вероятно, она уже будет знать, что может немедленно оказаться под стрекалом или плетью, с кляпом во рту или просто с запретом на человеческую речь, под наказанием «четвероногое животное», или что-нибудь похуже.