На опушке рощицы были вкопаны в землю четыре очищенных от коры бревна, между которыми виднелось большое пятно высохшей крови. На ближайших к столбам деревьях были развешаны вверх ногами восемь разрубленных надвое от шеи до бедра обнаженных мужских тел. По их виду, а также по следам, оставленным на них лакомившимися мертвечиной крылатыми стервятниками, можно было судить, что казнь произошла несколько суток назад.
– За что их? – спросил Микула у подъехавшего Исаака.
– За грабеж на дорогах. Схваченных разбойников раздевают донага, привязывают за руки и ноги к четырем столбам и живыми разрубают топором на две части. А чтобы устрашить оставшихся в живых, половинки тел казненных развешивают на деревьях вблизи мест, где чаще всего бывают разбойники.
– Суров владыка буртасов,– заметил один из дружинников Микулы.
– Этот закон применяется также к пойманным с поличным ворам и женщинам, уличенным в прелюбодеянии,– добавил Исаак.– У буртасов нет снисхождения и пощады к тем, кто не желает кормиться собственным трудом, а зарится на чужое.
– Но при чем здесь женщинытпрелюбодейки? – удивился дружинник.– Неужто для буртасов они сродни степным татям и ворам?
– Да. Женщина, предоставляющая для плотских утех тело не своему мужу, отдает чужому мужчине то, что уже принадлежит ее супругу либо должно принадлежать будущему мужу. Это такое же воровство, как всякое другое. А законы буртасов не различают, что украдено и какова его цена, главное в них – избавить народ от человека с порчей. Ибо тот, кто вчера украл на торжище лепешку, сегодня с ножом в руках отнимет у купца золотой диргем, а завтра с шайкой себе подобных отправится в степь грабить караваны. Разве не мудр и не справедлив закон, пресекающий в корне малое зло, дабы не позволить вырасти из него намного большему?
– Купец, ты сказал, что татей обычно казнят на местах, где они совершают грабежи;– обратился к Исааку Микула, внимательно прислушивавшийся к разговору.– Выходит, мы сейчас как раз в таком опасном месте?
– Да, сотник. Взгляни вправо и увидишь долину Злых духов. Не знаю, насколько страшны обитающие в ней духи, но с живыми обитателями долины я не пожелал бы встретиться злейшему своему врагу. Останки восьмерых из них, сполна заслуживших постигшую их кару, висят перед нами на деревьях. Но сколько еще живых разбойников скрывается в бесчисленных оврагах и нескончаемых подземных лабиринтах долины!
Развернувшись в седле, Микула посмотрел в указанном Исааком направлении. Если со всех сторон вокруг караванной тропы лежала ровная, как стол, степь, то вправо местность круто понижалась. Здесь не было видно ни травы, ни островков степных кустарников, ни групп деревьев, зато уже в сотне шагов от тропы начинали змеиться несколько оврагов. То сближаясь между собой, то раздваиваясь и убегая друг от друга, они постепенно охватывали, словно паутина, значительный участок степи и терялись в каком-то сером, клубящемся мареве. Ежеминутно меняя очертания, то наступая на тропу, то удаляясь от нее, марево временами разбухало и вверх, отчего казалось, что из колеблющейся земли внезапно вырастали и вздымались к небу зыбкие пепельно-серые горные вершины. Подобное зрелище Микула видел впервые в жизни.
– Купец, ты назвал это место долиной? – спросил он.– Но я не вижу никакой долины. Вместо нее передо мной изрезанная оврагами мертвая земля и огромное облако пыли над ней. Не понимаю, откуда ему взяться, если ветра нет и в помине.
– Ты видишь не просто долину, а долину Злых духов,– начал объяснять Исаак.– Это название получено ею не случайно. Отсюда до самой Итиль-реки степь иссечена множеством оврагов, в которых бесследно исчезают, уходя под землю, бежавшие до этого к Итилю степные речушки. За многие десятилетия они проложили под землей неисчислимое количество русел, часть из которых высохла или изменила течение. В этих ходах и поселились злые духи тьмы. Однако им холодно в сырых мрачных подземельях, и, дабы не мерзнуть, они просят бога ветров согреть их. И тогда ветры на своих крыльях несут с противоположного берега реки, где простирается знойная пустыня, раскаленный воздух в овраги и выходящие к Итилю сухие подземные русла. Вот отчего над долиной Злых духов, начиная с весны и до поздней осени, беспрестанно висит песчаное облако. В этой долине вместе с духами тьмы нашли прибежище и разбойники, чаще всего творящие преступления под покровом ночи, когда властвуют их соседи, духи тьмы.
– Ежели известно, где скрываются тати, отчего стражники не разгромят их становища?
– Долина Злых духов – это не только степь, испещренная оврагами и погруженная в темень даже в самый солнечный день. Это также множество подземных ходов, проделанных под ней ушедшими с поверхности речушками, продолжившими там свой бег к Итиль-реке. Речушки часто меняют русла, многие из них текут лишь в период весеннего таяния снегов и осенних дождей, пересыхая летом, поэтому под землей существует запутанный лабиринт ходов и пещер. Легче отыскать спрятанную в пустыне песчинку, нежели обнаружить в долине Злых духов разбойничий притон, а тем более внезапно напасть на него. Всякий, кто пытается проникнуть в подземные долины, бесследно исчезает, а стражников, посмевших приблизиться к выходящим на поверхность земли руслам высохших речушек, встречают стрелы. К тому же,– Исаак понизил голос,– говорят, что разбойники вступили в сговор с духами тьмы и те помогают им: обрушивают на головы чужаков своды подземных ходов, потолки пещер, пускают потоки воды в высохшие русла. На долине лежит проклятие Неба, и никто, кроме разбойников, не бывает в ней.
– В таком случае надобно приказать караванщикам быть готовыми к возможному нападению,– заметил Микула.
– Моя охрана не первый раз проделывает этот путь и знает, где и как себя вести. А вот твои воины пусть держатся ближе к каравану и будут настороже.
– Сейчас предупрежу их.
– Рус, постой! – донесся непонятно откуда незнакомый хриплый голос.– Не торопись! Освободи вначале меня, своего брата по крови!
Пораженный Микула завертел во все стороны головой и увидел, что поодаль от четырех бревен с пятном крови между ними вкопано в землю еще одно, гораздо длиннее. К его верхушке сыромятными ремнями был привязан обитый металлическими полосами наглухо заколоченный сундук.
– Русский брат, я здесь, в сундуке! – вновь раздался тот же незнакомый голос.– Вели своим воинам снять сундук и выпустить меня!
– Кто там? И почему? – спросил Микула у Исаака, рассматривая сундук.
– Такой же разбойник, как эти,– кивнул Исаак на подвешенные к деревьям половинки человеческих тел.
– Тогда отчего он жив и в сундуке?
– Легкая и быстрая казнь от топора уготована простым разбойникам, а главарям и закоренелым злодеям-убийцам суждена другая – медленная и мучительная. Их запирают и навсегда оставляют в подвешенном на высоком бревне сундуке, чтобы смерть наступила от жажды и голода, которым зимой помогает мороз, а летом жара. Одного из таких преступников ты сейчас слышишь.
– Рус, не слушай старого иудея! – раздался голос из сундука.– Разве жизнь не научила тебя не верить ни одному слову этих лжецов и мошенников? Я не разбойник, а такой, как ты, вольный человек и воин.
– Вольный человек и воин? Но разве место вольному человеку в сундуке и что делать воину рядом с телами казненных степных татей? – спросил Микула, подъезжая вплотную к бревну с сундуком.
Минуту назад сотник готов был поклясться Перуном, что никогда прежде не слышал голоса находившегося в сундуке человека, однако чем дольше слушал его, тем больше голос казался ему знакомым. Но где, когда и при каких обстоятельствах Микуле довелось слышать его раньше, он не мог вспомнить. И было еще какое-то непонятное, никогда не испытываемое доселе чувство, непреодолимо влекшее его на голос.
– Рус, ты вольный человек и воин. Но за то, что тебя кормит и одевает князь, ты платишь ему своей службой, лишая себя части свободы и продавая свой меч воина. А я, такой же вольный человек и воин, не желаю никому подчиняться и терять даже толику свободы, а потому вынужден кормить и одевать себя сам. Это я совершаю с помощью меча, заставляя делиться со мной тех, кто может сделать это без всякого ущерба для себя. Вот единственная разница между мной и тобой, вольными людьми и воинами.