Почтенный джентльмен не последовал совету Берти, однако выглядел он и в самом деле крайне возбужденным: седые волосы разлохматились, лицо побагровело, рот угрюмо кривился, растерянно блуждали глаза.
- Но это же несправедливо, говорю я вам, - сказал коротышка Гановер; по унылому тону я понял, что он повторял это в сотый, наверное, раз.
- Хватит, Гановер, - оборвал его Берти. - Тошно слушать вашу болтовню. Вы же сторонники открытого цеха и все уши мне прожужжали о праве на работу и прочем. И гнули эту линию из года в год. Рабочим ничего не оставалось, как начать всеобщую забастовку. Что тут незаконного? Помолчите минуту, Гановер, прошу вас! Сколько лет вы твердили о богом данном праве работать... или не работать? Вот вам и результат! Грязное в общем-то дело. Сначала вы прижали рабочих, теперь рабочие прижали вас, и нечего жаловаться.
Исполненные благородного негодования, все в один голос стали отрицать, что они прижимали рабочих.
- Напротив, сэр! - кипятился Гарфилд. - Мы делали для рабочих все, что могли. Прижимали!.. Нет, мы давали им возможность жить. Давали работу. Интересно, как бы они прожили без нас?
- Намного лучше, намного, - откровенно насмехался Берти. - Вы прижимали и обманывали рабочих при каждом удобном случае. Из кожи лезли, чтобы вам такой случай представился.
- Ничего подобного! Клевета! - раздались возмущенные голоса.
- Нет, это не клевета, - невозмутимо продолжал Берти. - Вы помните ту забастовку возчиков тут, в Сан-Франциско. Всем известно, что забастовка была спровоцирована Ассоциацией нанимателей. Вы знаете, что мне это известно - ведь я сидел здесь, в этой самой комнате, когда тут велись закулисные переговоры и обсуждались новости. Вы толкнули рабочих на забастовку, потом подкупили мэра и начальника полиции, и те благополучно разогнали рабочих. Нужно было поглядеть, как вы, мнящие себя благотворителями, прижали в тот раз рабочих.
Позвольте, я еще не кончил. Не далее как в прошлом году губернатором Колорадо был избран кандидат по рабочему списку. Но разве он вступил в должность? Нет, и вы знаете, почему. Дело рук ваших дружков благотворителей и капиталистов из Колорадо. Разве тогда не обманули рабочих? Вы три года продержали в тюрьме по ложному обвинению в убийстве президента Ассоциации горняков Юго-Запада. Расправившись с ним, вы погубили и ассоциацию. Станете утверждать, что вы и на этот раз не прижали рабочих? А разве не обман - объявить в третий раз прогрессивный налог противоречащим конституции? Обман, такой же откровенный обман, как и в том случае, когда вы провалили в Конгрессе закон о восьмичасовом рабочем дне.
Но венцом ваших махинаций стало наступление на закрытый цех. Известно, каким образом вам удалось добиться своего. Вы подкупили Фарберга, последнего президента прежней Американской федерации труда. Вы сделали его своим ставленником, вернее, ставленником всех трестов и ассоциации нанимателей. Вы спровоцировали грандиозную забастовку на предприятиях, где работали только члены профсоюза. Фарберг, как и следовало ожидать, предал рабочих. Вы выиграли конфликт, и Американская федерация труда распалась. Да, да, вы уничтожили ее, но просчитались. На обломках АФТ рабочие создали Международный союз рабочих, который стал самой крупной и крепкой в истории Соединенных Штатов профсоюзной организацией. Вы сами помогли создать этот союз, вы сами виноваты в нынешней забастовке. После разгрома прежних федераций рабочим не оставалось ничего иного, как создать новую организацию. И вот эта новая организация объявила забастовку, и рабочие снова требуют установить систему закрытых цехов. И после этого у вас хватает бесстыдства утверждать, будто вы никогда не прижимали и не обманывали рабочих. Какая чепуха!
На этот раз никто не осмелился отрицать что-либо. Только Гарфилд попробовал защититься:
- Но мы были вынуждены поступать так! Иначе рабочие взяли бы верх.
- Да я не об этом, - ответил Берти. - Нечего плакаться, коли ваши затеи обернулись против вас самих, вот в чем дело. Вспомните, сколько раз голодовками вы заставляли рабочих подчиниться и прекратить забастовку. Ну, а теперь они намерены заставить вас подчиниться им. Они требуют закрытого цеха, и если из-за этого вам придется поголодать, значит, так тому и быть!
- Однако вы и сами не раз наживались на обмане рабочих, - ввернул Брентвуд, один из самых хитрых и проницательных адвокатов наших корпораций. - Скупщик краденого - такой же преступник, как и вор, усмехнулся он. - Обманывать не обманывали, а свой куш сорвали.
- Это не имеет никакого отношения к делу, дорогой Брентвуд, - холодно и отчетливо произнес Берти. - И вы туда же, толковать о морали, как и Гановер. Справедливо, несправедливо - разве об этом сейчас речь? Одно я знаю наверное: грязная это игра. Единственное, что я говорю: нечего хныкать, коли рабочие прижали вас. Да, я тоже наживался на обмане, хотя благодаря вам сам не марал руки грязными делишками. Вы, джентльмены, делали это за меня. Поверьте, я вовсе не ходячая добродетель, я такой же, как и вы. Но мой драгоценный папочка и его любезные братцы оставили мне кучу денег - ими-то я и платил за грязную работу.
- Вы хотите сказать, что мы... - в негодовании начал Брентвуд.
- Да бросьте вы кипятиться, - высокомерно оборвал его Берти. - Какой смысл лицемерить в этом воровском логове? Высокие слова уместны в газетах, юношеских клубах да воскресных школах - это тоже часть игры, которую мы ведем. Но, ради бога, не надо притворяться друг перед другом. Мы с вами отлично знаем, какой разбой был учинен прошлой осенью в строительном профсоюзе, кто давал деньги, кто был исполнителем и кто нажился. Брентвуд побагровел. - Все мы одним миром мазаны, и нечего распространяться о морали. Я еще раз говорю: ведите игру, бейтесь до последнего, но не хнычьте, если вам наступают на хвост.
Отходя от спорящих, я успел услышать, как Берти снова начал пугать своих собеседников более серьезными последствиями забастовки. В частности, он указал на ощутимый уже недостаток продуктов и спросил джентльменов, что они намерены предпринять. Позже я встретил Берти в гардеробной, он уходил, и я подвез его на своей машине.