Она была ректором университета более тридцати лет и в последние годы продолжала преподавательскую деятельность, даже выйдя на пенсию.
— Поступай как считаешь нужным, — примиряюще сказал Дронго.
— Сначала ты меня послушай. Отправь ей письмо и назначь ей встречу. Чтобы она могла с тобой встретиться в Москве. У нее трагедия, арестовали ее дядю. Это тоже сын Лейлы Абасовой, только он младший сын, а отец Сабины — ее старший сын. Ты меня слышишь?
— Конечно, слышу. Я все понял. Ты не беспокойся. Прямо сегодня и напишу.
— Сейчас, — потребовала мать, — прямо сейчас. Так будет правильно.
— Обязательно напишу. Только скажи мне, за что арестовали ее дядю? Она тебе говорила?
— Мне звонили ее родители. Сын и невестка Лейлы-ханум. Они просили о помощи. Сказали, что Сабина тебе сама все расскажет. Ее дядя известный бизнесмен в Москве. И его посадили в тюрьму. Хорошо, что бедная Лейла не дожила до этого дня. Она бы не вынесла такого позора.
— Тебе сказали, за что именно его посадили?
— Конечно, сказали. Придумали, что он убил своего сотрудника.
— Бизнесмен, убивший своего сотрудника? — нахмурился Дронго. — Обычно бывает наоборот.
— Он ни в чем не виноват. Сабина хочет с тобой встретиться и переговорить. Она тоже юрист, работает в крупной немецкой компании. Ты меня понимаешь. Ты должен ей написать. Считай, что это моя личная просьба.
— Прямо сейчас и напишу. Потом побреюсь, приму душ и приеду к вам.
— Я уже не дождусь, когда ты наконец решишь у нас появиться, — ворчливо заметила мать, — а вообще лучше позвони ей. У меня есть ее московский телефон. Сейчас я его найду…
Он попытался ее остановить, но было уже поздно. Она отложила трубку и отправилась на поиски московского телефона внучки своей давней приятельницы. Он терпеливо ждал у аппарата. Положить трубку в такой момент значило обидеть ее на всю жизнь. Она искала записанное долго, минуты три или четыре. Наконец он снова услышал в трубке ее голос.
— Я нашла, — торжествующе сказала мать, — запиши ее телефон.
— Не нужно. Я запомню. Продиктуй мне этот номер.
— Сначала нужно набрать ноль ноль. Потом четыреста девяносто пять. Это код Москвы…
— Мама. Я все это знаю. Назови номер.
Она назвала семизначный номер. Он сразу его запомнил. Он вообще никогда не записывал номера, предпочитая оставлять их в своей памяти.
— Ты его запомнил? — спросила она.
— Конечно. Ты ведь знаешь, что я никогда не записываю номера телефонов.
— Иногда мне кажется, что некоторые номера ты забываешь. Например, мой.
— Я его никогда не забываю. Но иногда бывает много работы.
— Так много, что ты не можешь даже позвонить своей матери…
— Да, ты права. Это свинство с моей стороны. Больше такого не будет.
— Знаешь, — неожиданно сказала она, — мне иногда бывает очень больно. Когда был жив твой отец, ты звонил почти ежедневно. А сейчас…
Он подумал, что она права. При воспоминании об отце у него заныло сердце. Это был его лучший друг и советчик. Он ушел на девятом десятке лет, прожив с его матерью больше полувека. Ушел, заснув и не проснувшись. Улыбаясь чему-то своему, увиденному в последний раз. Говорят, что подобной смертью Господь одаряет праведников. Но боль все равно остается.
— Извини, — сказал сын, — я обязательно к тебе сегодня приеду.
Положив трубку, он молчал целую минуту, закрыв глаза. Ему казалось тогда, что мир стал неполным, если в нем не осталось места для его отца. Вся прежняя жизнь была опрокинута и казалась теперь одним счастливым сном. Он прожил вместе с родителями почти сорок девять лет. Другой мог бы назвать это счастьем. Он подумал, что боль потери бывает одинаковой и в десять, и в двадцать, и в сорок, и в пятьдесят лет. Или это не совсем так. Боль потери в десять лет — это жизнь подростка без отца в самые нужные моменты жизни. Боль потери в двадцать лет — это жизнь молодого человека без отца в период становления новой жизни. Боль потери в тридцать лет — это жизнь человека без мудрого осмысления прожитых лет и без должного наставника. В сорок лет с потерей начинаешь смиряться. В пятьдесят уже сам чувствуешь себя не совсем молодым человеком. Но боль все равно остается.
Он набрал московский номер Сабины Абасовой. И услышал ее энергичный голос.
— Доброе утро. Я вас слушаю.
— Здравствуйте. Вы вчера ночью написали мне письмо. Меня обычно называют Дронго.
— Ах, извините. Я не думала, что вы мне позвоните. Извините и за мое сумбурное письмо. Я так волновалась. Вы наверно подумали, что я экзальтированная особа, которая пытается с вами связаться. Я даже хотела переделать письмо, но было уже поздно, я его отправила.