Валентина отложила в сторону шитье и недоверчиво покачала головой.
— Доктор Ламуан не рискнул бы так поступить, — возразила она. — Он не стал бы привозить сюда сиделку, если бы ты в этом не нуждалась. Он лондонский врач с прекрасной репутацией, а не какой-нибудь шарлатан!
Роксана передернула плечами:
— Будь она на десять лет старше и не такая миловидная, я бы еще могла согласиться с тобой. Но она не старше тебя. Когда она среди ночи заходила проведать меня, я не спала, хотя притворилась спящей, и видела, какой на ней был потрясающий пеньюар — никак не предназначенный для больничных палат. А эту форму она носит специально для того, чтобы продемонстрировать свой французский шик. Вдобавок ко всему она работает в лондонской частной клинике для весьма состоятельных пациентов. И по-моему, заведует этой клиникой доктор Ламуан.
— Тогда тем более понятно, почему он выбрал тебе в сиделки именно сестру Тибо. Это же естественно: так было проще и быстрее все организовать.
— Только ты забыла о том, что я отнюдь не нуждалась в сиделке настолько остро, чтобы надо было с этим торопиться. — Роксана откинула голову на спинку мягкого кресла, в зеленых глазах появились задумчивость и скука. — Хотелось бы мне позаимствовать твоего простодушия, Вал, чтобы и меня можно было так же легко обмануть. Но я поколесила по свету и узнала, что представляют собой мужчины. Гастон Ламуан не интересуется женщинами или хочет, чтобы так считали все окружающие, но сестра Тибо обращается к нему по имени — Гастон, а он ее называет Мари. Я слышала это, когда они полагали, что я сплю.
Брови Валентины поднялись.
— Но даже это обстоятельство не позволяет сделать окончательных выводов, — усомнилась она.
— Вот как? — Роксана взглянула на подругу с пренебрежением. — Тогда ты совершенно не знаешь об этике отношений между врачами и медсестрами. Врач никогда не обращается к медсестре по имени, а она тем более не называет по имени врача. Разве что случайно оговорится, если, работая вместе, они общаются друг с другом еще и вне службы.
Валентина отодвинула от себя шитье, и ей показалось, что в душе у нее что-то умерло. Однако она спокойно проговорила:
— Какое это имеет значение? За тобой хорошо ухаживают, а это самое главное.
Но Роксана резко выпрямилась в кресле. В ее голосе послышались визгливые ноты, когда она воскликнула:
— Ты просто дурочка! Это имеет огромное значение! Через столько лет — точнее, почти через пять — снова встретиться с Гастоном при таких обстоятельствах, когда он вынужден смириться с моим существованием, и видеть, как он на моих глазах занимается любовью с какой-то жалкой медсестрой!
— Роксана! — ужаснулась Валентина. — Ты отлично знаешь, что это неправда!
— Да, пока. — Взгляд зеленых глаз Роксаны, казалось, окаменел. — Это лишь вопрос времени. Пусть он никогда не будет моим, но я не допущу, чтобы им завладела какая-то другая женщина. Не допущу, даю тебе слово!
Так вот она, тайна Роксаны, поняла Валентина, потрясенная и напуганная. Такая опасная для Ламуана, что, боясь, как бы бывшая возлюбленная не выдала ее, он силой внушения заставил Роксану молчать. У нее был с ним роман, закончившийся разрывом. Она в него влюбилась — все еще любила его, — но для него теперь Роксана — всего лишь больная, увядшая женщина, которая могла бы испортить ему будущее и к которой он теперь не питает никакой нежности. Когда он смотрел на нее, в его взгляде проскальзывала тень отвращения. И если бы ему не надо было проверять у нее пульс, он никогда не приблизился бы к ней. А теперь еще он приставил к Роксане сиделку, медсестру, с которой, возможно, находится в близких отношениях… Но может быть, Роксана просто из ревности наговаривает на него. Она сочтет за смертельного врага любую женщину, которой он мимоходом улыбнется.
Она даже начала подозревать Валентину, свою подругу с раннего детства, в том, что та мечтает снискать его расположение!
В груди Валентины словно вспыхнул огонь и опалил ей щеки, когда она вспомнила, что действительно неравнодушна к Ламуану.
В дверь негромко постучали, и Гастон вошел, не дожидаясь ответа. Он был любезен и приветлив и, подойдя к креслу Роксаны, спросил, слегка улыбаясь:
— Ну, как вы себя чувствуете? Готовы ли завтра отправиться на прогулку, о которой так мечтали?
Роксана, казалось, оттаяла под его взглядом. Когда он, как обычно, приложил пальцы к ее запястью, Валентина почти физически ощутила, как спадает напряжение Роксаны, уходят горечь и раздражение. От прикосновения его пальцев она стала сама покорность, беззащитность и женственность. Валентине было больно видеть это, а еще больнее услышать, как она своим хрипловатым голосом, когда-то сводившим с ума Ричарда, жалобно проговорила: