Мечта Марии
Елена Свительская
Мечта Марии
Белый ароматный снег лежал на ветках, одевая черёмуховую аллею в праздничные платья невест. Есть лишь несколько дней в году, когда к этим чёрным высоким скучным стволам приходит волшебство, танцует вокруг них, смеётся, развевает по ветру свои длинные волосы и шуршит подолом, затканным необычными узорами, отблески камней с которых иногда удаётся увидеть каким-то людям. А потом, когда черёмуховые лепестки уже осыпались, пока покрывает улицы ароматный нежный тёплый снег, красота задерживается ещё ненадолго на этой аллее.
Мария шла по этой аллее грустная, кутаясь в старое осеннее пальто - расцвет черёмухи приносил с собой холод - однако же, она обожала эту белую красоту. Хотя женщина иногда завидовала этим деревьям, которые хотя бы на несколько дней в году хорошели, становились сказочно красивыми, а она... она не любила одеваться ярко, да и разве на зарплату учительницы особо пошикуешь?..
Сегодня черёмухи были ослепительно хороши. Как невесты. Только где же их жених? Вот стоят они такие, нарядные, праздничные, а жених и не идёт. Или кто там у них жених? Может быть, это ветер?..
Навстречу ей попалась молодая женщина с коляской, радостно приветствовала её. Мария с теплотой ей улыбнулась. Обменялись несколькими фразами, Марие с гордостью продемонстрировали румяную лялю. Впрочем, выросшая ученица - и спасибо ей на том - про бытиё-житие особо не расспрашивала. Лялю вскоре увезли кушать и спать, а Мария грустно смотрела ей вслед. Впрочем, устыдившись, глаза потупила. Но что-то треснуло в душе, надломилось вместе с уезжающей в коляске девочкой.
Женщина вдруг повернулась - и пошла в другую сторону, к церкви. Вначале просто шла, потом всё ускоряя и ускоряя шаг, а под конец и вовсе сорвалась с места, побежала. Лишь только у ступенек церкви она остановилась. У церкви красивой, полосатой, бело-розовой, с светло-серыми куполами, напоминавшей праздничный торт, который с любовью принесли в подарок на день рожденья и поставили стоять во главе стола. Степенно перекрестилась, поклонилась, накрыла голову платком и вошла.
Купила свечку, поставила её Богородице с маленьким Иисусом. Умоляюще сложила руки. И мысленно - вслух бы не осмелилась - попросила:
«А можно мне... мужчину? Ну, хотя бы ненадолго? Хоть, чтоб малыша... - подумала, и тотчас робко отпрянула назад. - Размечталась, старуха! Хватит уже мечтать! Что в школе незаметной мышкой была, что в институте, что снова в школе... кому ты такая нужна?..»
Вышла на улицу, развернулась, перекрестилась, поклонилась, сколько полагается - и побрела, надеясь, что никто не увидит румяные щёки... Мужчину попросила... Господи! Да как только осмелилась, вот так, вот только ради?.. Но так хотелось своего малыша! Хотя бы малыша! Хоть крупицу женского счастья! Она ведь верно ждала его, своего суженного. А он всё не шёл, да не шёл. А она верила и ждала. Вот уж сорок два ей годка. А он не пришёл. Она ещё верила в Бога. Верила, что чудеса бывают. Но только про белый наряд и про любовь ей мечтать уже сил не осталось. Потому что он так и не пришёл, её любимый... Он не пришёл...
Слёзы застилали глаза. Казалось, что жизнь кончена. И эта молитва... Раньше просила любви, семьи. А теперь... теперь надежды больше не было... Ту милую лялю увезли не в её дом... Та ляля пришла не к ней... И тот мужчина, подаривший её, он тоже пришёл не к ней...
Вдруг женщина остановилась, услышав из-за скамейки странный звук. Шорох. Тихий, слабый. А по асфальту цепью тащились свежие кровавые капли. И за скамейку, в кусты уходили.
Подошла. За скамейкой лежал кот, драный, раненный... мужчина...
- Вот Ирод окаянный! - вырвалось у неё. Она мужчину у Бога просила. Вот и попался мужчина. Кошачий. Наверное, надо было хоть разок пойти другой дорогой. Глядишь бы, и другой мужчина попался... нормальный...
Кот дёрнулся, открыл слезящиеся глаза и устало посмотрел на неё. Сердце у неё дрогнуло, чай не каменное. Подошла, присела рядом, осторожно погладила - зверь ослаб настолько, что и не сопротивлялся.
«Но делать нечего. Раз Бог послал мужчину - надо принимать» - грустно подумала Мария. Подхватила она усатого мужчину на руки, прижала к бежевому пальто и домой понесла: греть, мыть и кормить.
- Ох ты ж, Ирод окаянный! - беззлобно ворчала она, отмывая кота, - Где ж ты только так нарвался-то? Хорошо, хоть уши тебе не оторвали!
Кот ослаб настолько, что даже не вырывался, когда его мыли. Но мыли осторожно, ласково. А вот на еду он накинулся живо.
«Голодный, бедняга» - сочувственно думала женщина, смотря на него, как он сидит на полу, на подстеленном свежевыстиранном полотенце и торопливо наедается из миски с ромашками. Потом, не выдержав, осторожно подняла, усадила на колени, легонько погладила заблестевшую серую шерсть.