«Где-то в Египте такие коты были священными. Вот, знак на сером лбу как их священный жук скарабей. А у нас, в России, таких считают обыкновенными, дворовыми. Впрочем, они тоже красивые. Пушистые...»
Кот, сытый и приласканный, счастливо замурчал...
Иркин дома прижился. Стало как-то теплее с ним. Чай не одной. Всё-таки страшно возвращаться в пустую и тёмную квартиру, а тут она знала, что её кто-то ждёт, подходит к порогу, заслышав её шаги на лестнице. И как только отличал?.. Кидается приласкать пушистым боком, едва увидев. В общем, приличный такой был кот...
Прошло лето. Прошёл отпуск, не принеся ничего особенного. Свежекупленное платье до щиколоток, с маками, красивыми, сочными, и поход к парикмахеру никакого волшебства не совершили. Она как ходила, робко смотря на дорогу, так и ходила. На косметике экономила. И хотя в ней, особенно, в этом длинном платье, и зажглась какая-то красота, она не поднимала глаз, не давала ей расплескаться из сердца наужу, не давала сиять ей в её улыбке.
Прошло лето, осень началась. Школа. Первый класс, ещё робкий. Средние, переходящие в тот самый, шумный возраст. Старшие, мечтавшие, чтобы «поскорее вырваться на волю». Много работы. Рутина.
Вот и листья уже осыпаться стали. Стало прохладнее, а в какие-то утра - и вовсе холодно. Мороз то свежил лицо, то уже пощипывал щёки. Шуршали под ногами разноцветные листья...
Однажды Мария не выдержала - и снова пошла молиться. С той же мольбой, что и в прошлый раз: хотя бы мужчину и хотя бы ненадолго - о любви и семье она уже не мечтала: устала уже мечтать. И ждать устала.
Шуршали листья под ногами, расцвечивая чёрный, обновлённый асфальт изящными разноцветными силуэтами, слагаясь в диковинные узоры. Красиво это было. Жизнь бывает красивой, хоть в чём-то...
А потом подняла голову. Взгляд зацепился за парочку, молодую, счастливую, лица у них сияли. Парень и девушка улыбались друг другу.
Тут нога её натолкнулась на банановую шкурку - Маша поскользнулась, пролетела немного - и бултыхнулась в фонтан. Когда вынырнула, ей на голову сделал своё большое дело белоснежный голубь, как раз пролетающий над фонтаном.
Было холодно, вяло опадали листья с деревьев... Мокрая одежда мерзко льнула к телу, на неё пялились люди... Захотелось утопиться насовсем.
«Но, ежели я невинна, то Бог меня защитит» - уверенно подумала Маша.
В это время тот самый белоснежный птиц рухнул, сбитый прицельным выстрелом из рогатки. И свора ребят с жуткими воплями вывалилась из кустов и помчалась его добивать.
Вздохнув, Маша пошла его спасать. Предположительно, птиц был мужчиной. Значит, надо принимать, раз уж Бог послал... да и... просто жалко было его на растерзание отдавать! Живое же существо!
Она шла, осторожно прижимая к себе дрожащее пернатое тельце. И думала, как бы Иркин птица не тронул. Он же дикий, этот Иркин. К охоте привыкший. Но голубя бросать было жалко.
Иркин сначала растерялся, увидев конкурента, слабого, вялого. Потом, может, вспомнив, как сам лежал на этих тёплых руках, полуживой, обиженно ушёл в комнату.
Маша долго обустраивала шкаф на кухне, чтобы до туда коту было не долезть, не допрыгнуть и не дотянуться. И устроила там голубя на чистом белом полотенце. Хлеба покрошила, крупы.
Иоанн оправился день на третий. Когда она пришла домой - вылетел ей навстречу, весь красивый, белоснежный, энергичный. Сначала устроился на полке для шляп и шарфов, а потом, когда она сняла пальто, пересел на её плечо. Закурлыкал что-то на своём, голубином. Может, благодарил. Она осторожно и медленно приподняла руку, и, едва касаясь, погладила его пальцами по не подбитому боку.
На кухню вошла и сначала коту дала тройную рыбью порцию и с половину палки колбасы, чтобы сытый был, потом Иоанну щедро отсыпала крупы, разной, в миску на шкафу. Том самом, на который усатому охотнику не дотянуться. Чтобы на прощанье. Чтобы отпраздновать его выздоровление. Потом разогрела суп себе, поела сама. Улыбнулась голубю. Всё-таки здорово, когда в дом приходят гости.
Потом, когда все поели, Иркина в комнату унесла. А сама вышла на кухню, открыла окно. Все приходят и уходят. Всё равно надо расставаться. А она всё сделала, что смогла. И с грустью проводила взглядом красивый белый силуэт, растворившийся в сумерках. Он был красивый, этот Иоанн. Почему Иоанн? Да так как-то получилось. Как и с Иродом-Иркиным.