Выбрать главу

        Он ушёл в милицию, а Маша осталась. И было у неё дома уже три мужчины.

 

        Степан лютовал, разыскивая недобросовестную мать. Весь район на уши поднял.

        И мать-таки нашли. Студентку-первокурсницу из чужого города. Училась на стипендии, немного подрабатывала, а тут грянула первая любовь. Она ждала от неё сладости, как и все девушки вначале мечтают о сладости любви и ждут, а получила только трудности. Но тот парень тоже мечтал только о сладости любви, а о второй стороне, о трудной, и слышать не желал. Любовь расцветает только в трудностях, но тут ей толком-то расцвести и не дали. Парень ушёл, сказав, что ребёнка не примет и швырнув ей на стол съёмной квартиры деньги на убийство малыша. А она не смогла. Хотя в итоге страхи и беспомощность, замешанные к разбитому сердцу, девушку доконали. И она решилась убить своего малыша.

     Она рыдала, билась в истерике, стояла на коленях, хватала Степана за руки и за ноги, и отчаянно умоляла родителям её не звонить и ничего не говорить...

        А... может, мне отдашь? - робко спросила Маша, - Я его выращу.

        - Вам-то зачем? - шмыгнула носом девчонка, - Кому нужен чужой ребёнок?!

       - Я очень сына хочу. Или... - голос женщины дрогнул, - Или дочку. А у меня нет. Ну... ну хоть давай я на время его придержу, пока ты на ноги не встанешь? А ты потом родителям расскажешь и заберёшь. 

         Она уже на всё была согласна.

       «Даже если только на время. Даже если потом дитя отдать. Но только... только бы часть теплоты из сердца кому-то отдать! Надо же кому-то хоть часть любви моей душевной отдать, пока не завяло сердце и не зачерствело за ненадобностью накопленной и сбережённой любви! Всё-таки... всё-таки любовью надо делиться, а не копить. Потом-то, в могиле, она уже будет не нужна» - отчаянно думала Маша.

      А молодая совсем девчонка также отчаянно смотрела на неё. Она уехала в чужой город, учиться. И только-только у неё жизнь началась. Как ей казалось. Новая, а тут... вот этот зарёванный комок. И на себя-то денег не хватало.

        «И что скажет папа, когда узнает, что я залетела непонятно от кого? Он всё гордился, что я-то у него веду себя хорошо, лучше, чем мои одноклассницы и дочери его друзей»

      Так получилось, что у одной сил и сердечной теплоты не хватило, а у другой - накопилось сполна. Правда, тут на пути у двух женщин встали чиновники. Мол, слишком маленькая зарплата и у той, и у другой, как это можно таким ребёнка доверять? Да и мужа нету ни у одной.

     - Вы чего это? - спросил Степан, когда приметил на улице зарёванную Марию, бредущую непонятно куда.

       - Но эти... эти... - она рыдала и не могла говорить от боли.

       Он привёл её в участок, чаем напоил. Успокоившись, она таки рассказала. Что у неё мужа нет и зарплата небольшая: и ей Игорюшу не отдадут. И матери родной отдавать не хотят. Отдадут в детский дом, а там все люди чужие, все-все.

      Степан молчал долго-долго, так, что она уже испугалась.

      - Простите, что вас отвлекаю от дел! - пролепетала, рванулась к двери.

    Степан догнал её, схватил за руку. Впрочем, опомнившись, пальцы разжал. Она недоумённо посмотрела на него.

      - А это... я... вы... - мужчина запинался, - А если у нас будет семья?.. Может, тогда нам мальца отдадут? В семье-то ему лучше! Вы... я... вы выйдете за меня?..

    Она стояла, молча, недоумённо моргая. И молчала так долго, что он сам уже испугался её молчания. И, испугавшись, понял, что даже если это и не любовь или ещё не любовь, сердце его к этой доброй женщине как-то уже отчасти прикипело. И... и к пирогам. Пирогов её хотелось побольше и чтобы не делиться ни с кем. Ну, не считая Иркина и Ваньки - с наличием этих двух конкурентов ему придётся смириться.

       - Ну... я... - сказала наконец Маша и снова надолго примолкла.

    И он снова испугался. На сей раз не потери пирогов, а что, видимо, всё-таки ей никак не приглянулся.

      «Неужели?.. Совсем?.. Но как так?..»

      Потом она робко подняла взгляд на него и едва слышно сказала:

      - Да.

      И Степан вдруг очень сильно обрадовался. И, кажется, не пирогам. Ну, не совсем им...

 

     Спустя пару недель, Маша, румяная от смущения, счастливая, стояла в церкви в белом платье. Простом, дешёвом, но с волосами, заботливо уложенными в завитки и в цветочные россыпи бывшей ученицей, выучившейся на парикмахера. В церковь набилась уйма народа. Учителя, ученики, выросшие и ещё опекаемые, сотрудники милиции и люди, просто благодарные Степану, что с нынешнего подопечного района, что со старого. Он лично ничего никому не сказал, кроме старого и нового начальников, да друга-фотографа, но людям сарафанное радио всё донесло - и они пришли его поприветствовать и поздравить.