— Именно. Почему всегда так получается? — Няня Гамильтон помолчала в печальном недоумении. — Помнишь того певца, которому делали операцию на гортани? А начинающую балерину, у которой одна нога осталась короче другой? Словно судьбе не нравится людской выбор, и она решает вмешаться. Это не я придумала, так говорила старшая медсестра. Я лично всегда считаю, что с судьбой бесполезно бороться. Надо быть реалистом.
— Да уж, я знаю твой девиз, старушка Гамми.
Опал критически взглянула на подругу.
— Я смотрю, ты едва не ревешь, потому что знаешь, как плохо у него с руками… Но ведь ты тут ничего поделать не можешь!
— Но как это ужасно, Гамми!
— Конечно ужасно. Как опытная сплетница, могу сказать, что и в твоей новой палате есть парень, на которого ты сильно действуешь. Ты покраснела! Значит, правда. Это Джефри Филби, так?
— Я знаю, — вздохнула няня Ричмонд. — Он очень приятный человек. И это опять же ужасно. Что может утешить человека, который не хочет больше жить, потому что прекрасно знает, что с позвоночником у него каюк? И это после того, кем он был!
— Ты же не собираешься из-за этого делать глупости? Правда, Ричи, о тебе уже болтают. Разве что он действительно тебе нравится, а? Он что — стал для тебя кем-то особенным?
— Нет, конечно, не глупи. Разве нам не долбят здесь с самого начала, что категорически нельзя крутить романы с больными?
— Так-то так, но кое-кого это не остановит, — пожала плечами Опал. — А что ты собираешься делать с Дадли Марчмонтом?
— Мне пока ничего не пришло в голову, кроме библиотеки. Я уже ходила туда для бедняги Филби.
— Да, кстати, насчет библиотеки. Наша библиотекарша на тебя обижается. Говорит — почему нельзя брать книги у нее, чем они хуже?
— Ничем, просто у нее выбор очень ограниченный. А для него я брала специальные книги…
— По альпинизму? — Опал хмыкнула.
— Нет, разумеется. Карлайла, Рёскина. Он их прежде не читал, а теперь увлекся. Если удается заинтересовать больного книгой и заставить на какое-то время забыть о его несчастье, это уже кое-что.
Мужчина, остановившийся в дверях, неожиданно со стуком выронил книги, и они испуганно обернулись. Это был Керни Холдсток. На его лице с резкими чертами отразилось раздражение, не сулящее поблажки.
Обе девушки быстро вытерли руки и шагнули вперед.
— Вы что-то хотели, сэр? — спросила Опал.
— Мне нужна старшая сестра, — ответил он сухо, глядя на молчавшую Лейлу.
— Я сейчас поищу ее, — сказала девушка и проскользнула мимо него, радуясь возможности сбежать. Он уже не один раз выговаривал ей по поводу ее грандиозных проектов помощи больным, но, хотя это был только ее первый месяц в мужском отделении, она уже заранее чувствовала себя виноватой.
Он вышел следом за ней.
— Няня Ричмонд! Прежде чем вы пойдете… я слышал, вы обсуждали Марчмонта из третьей палаты?
Она молча кивнула, не сводя с него глаз, которые умоляли не требовать от нее прекратить вмешиваться в дела больных, а ей только что пришла в голову одна мысль: если ей удастся заинтересовать Марчмонта Карлайлом и Рёскином, то, может быть, он и Филби захотят обмениваться через нее своими соображениями? Это будет как игра в шахматы на расстоянии…
Голос главного хирурга прервал ее мысли:
— Я уже слышал о ваших инициативах по поводу Филби в отделении Роджера Весткомба. Я не желаю, чтобы Марчмонт вбил себе в голову что-то насчет своих рук — теперь, во всяком случае. Так что, пожалуйста, ограничьтесь прямыми обязанностями и воздержитесь от ваших гениальных идей.
Глава 2
Керни Холдсток жил в квартире при клинике, но много времени проводил со своей сестрой в ее большом доме в Ларквилле. Лето оставалось летом даже в Шерингфильде, но высокие офисные здания, предприятия и фабрики с частоколом труб затеняли больницу Сент-Мэри, заставляли здание съежиться.
А Керни помнил еще времена, когда именно больница доминировала над городом своими размерами и высоким местоположением. Но те дни ушли, и Шерингфильд окончательно утратил черты пригорода и сделался очередным промышленным городом — таким же безликим, как всякий другой.
Дом Арабеллы находился в городке, закутанном в сельскую атмосферу, как в благодатный покров. Ларквилл решительно отказывался развиваться по примеру соседей. Это был типичный английский провинциальный городок, вполне приятный для проживания. Его главная площадь, до сих пор вымощенная булыжником, фигурировала в иллюстрациях Арабеллы к историческим книгам.
Она увидела из фасадного окна, как ее брат въехал на площадь, и пошла к двери встретить его, размышляя, как сильно любит Ларквилл, особенно в такой вот погожий денек. Арабелла была красива — высокая, как Керни, с такими же густыми волосами, как у него. Но этим сходство исчерпывалось. У Арабеллы был гладкий безмятежный лоб и веселые глаза, а брови всегда приподняты, словно она не переставала удивляться. У нее был вид человека полностью довольного жизнью. Керни нравилось бывать у сестры, потому что с ней он забывал о больнице.