— Про что я тебе и толкую! — победно воскликнула толстуха, указывая на меня опустошенной чашкой. — Ни посидеть с вами, ни потрепаться толком…
Как ни упрашивали меня соседки посидеть еще и поговорить за жизнь, я все-таки встала из-за стола и отправилась в комнату к Оганезовой. Забравшись под одеяло, я долго еще слушала доносящиеся из кухни возгласы и споры, настоящий это был Таганский или липовый самозванец, который, пользуясь потрясающим сходством с оригиналом, таким немудрящим образом кадрит баб.
А потом я заснула, но меня разбудил Штефан Юлианыч, который пришел досыпать на диване. Возбужденно посасывая вислый ус, он долго рассуждал о сложности взаимоотношений отцов и детей, приводя в качестве примера своего сына, оболтуса Атанаса. Когда же наконец молдаванин угомонился, зазвонил будильник, и мне пора было вставать на работу. Пробираясь в ванную мимо разоренного стола, заваленного грязными тарелками, стопками, чашками, ложками, вилками и огрызками всевозможной снеди, я предчувствовала, что принять душ мне сегодня не доведется.
Так оно и случилось. Бровастый Драгош, наплевав на строительные объекты Москвы, которые томились в ожидании его умелых рук, отсыпался в ванной после ночных посиделок. Подушку и одеяло он презрел и спал на дне ванны прямо так, без всего, подложив под голову похожий на орудие молотобойца кулак.
Кое-как умывшись под тоненькой струйкой воды, что текла из крана на кухне, я пошла одеваться. Вот тут-то, отрывая меня от сборов, и заявилась Оганезова со своим рассказом о неземном возлюбленном.
— Наташка, одумайся, он же судимость имеет, — увещевала я подругу. — Я бы, например, никогда с таким водиться не стала.
— Подумаешь, велика беда, судимость! Зато он не имеет кредитов и выплат по ипотеке, — подколола меня эта зараза. — И вообще, он добрый.
— А кто говорил, что знает людей? Кого не обманешь показным великодушием? — приперла я Оганезову к стенке.
— Понятия не имею, кто это говорил, — вывернулась подруга. — К тому же Ванечка не только добрый, но еще и тонкий и интеллигентный человек. Два языка знает. Русский литературный и русский разговорный. Тебя вон шоколадкой угостил… Припомни-ка, Гришечкина, когда тебя мужики в последний раз шоколадками не на Восьмое марта угощали?
Я сварливо послала Оганезову куда подальше вместе с ее Ванечкой, под нос себе добавив, что к синицынскому Васечке не хватает нам только оганезовского Ванечки, и уже хотела выйти на улицу, как услышала в сумке звонок мобильника. Достала телефон и взглянула на обозначившийся номер. Номер был мне незнаком, а потому не опасен. Все звонки, которые поступали от абонентов, помеченных в моей записной книжке словом «банк», я намеренно игнорировала или заносила в «черный список». Разбогатею, тогда и заплачу долги, а без конца надоедать человеку — это просто свинство. Между прочим, не я придумала, что докучать незнакомым людям телефонными звонками недопустимо, так считают умные люди из «Мэри Клер», и я с ними абсолютно согласна.
В общем, я сняла трубку и сказала «але». Низкий мужской баритон проникновенно спросил:
— Простите, я могу услышать Алису Гришечкину?
Я добавила в голос чувственных ноток и, прикрывая глаза, ответила:
— Именно ее вы и слышите…
И тут с моим собеседником произошла метаморфоза. Из приятного баритон его мигом сделался скрипучим, как несмазанная телега, и голос в трубке противно просипел мне в ухо:
— Отдел безопасности «Евробанка» беспокоит.
Сердце так и ухнуло в живот, и во рту появился противный металлический привкус, как будто я держала за щекой рублевую монетку.
— Если вы, Алиса Геннадьевна, и дальше собираетесь скрываться, то мы изберем другую тактику общения. Поверьте, вам лучше сегодня же подъехать к менеджеру Дмитрию Кислицыну, извиниться перед ним за «козла» и решить вопрос с погашением кредита. Мне неприятно об этом говорить, но в противном случае мы передадим ваше дело в клиринговую компанию. Мне бы этого очень не хотелось. Судя по голосу, вы еще достаточно молоды, а в этом случае вам предстоит долгая жизнь в инвалидном кресле.
Я тихо икнула и дала отбой. Только этого мне еще не хватало! Только-только благополучно разрешилась одна проблема, как в окно стучит другая. «Евробанк», это что же у нас такое? Это за машину, что ли? Или, может, я просто так кредит брала, на неотложные нужды? Название-то какое! Неотложные нужды! Разве ж нужды бывают отложными? Ну и где мне взять эти деньги?
Может, устроиться в «Макдоналдс» и подрабатывать по вечерам? Говорят, там сотрудников кормят до отвала, да еще и денег дают. Интересно, много? А сколько же я в этой «Европе»-то брала? Двадцать тысяч или двадцать пять? Или, может, это все-таки за машину? Тогда еще ничего. Тогда я могу занять на работе. За машину не много надо. Всего-то три тысячи наскрести, и дело в шляпе. Сейчас приеду в редакцию и попрошу взаймы у Софьи Петровны.